Автор: Svengaly, sallaw761976 (at) mail (dot) ru
Возрастная категория: 13+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 13-летнего возраста)
Главные герои: Гарри Поттер, Северус Снейп
Размещение: За разрешением обращайтесь к автору.
ПРАВОВАЯ ОГОВОРКА: Кесарю – кесарево, Роулинг – Роулингово.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Alternative Universe (AU).
Холодный декабрьский вечер заглядывал сквозь щели между оконными ставнями особняка на Гриммаулд-плэйс, 12. Придвинув кресло почти вплотную к каминной решетке, Гарри развернул свежий номер «Пророка» и прочел передовицу с начала до конца, не поняв при этом ни слова. Не задаваясь вопросом, была ли тому виной рассеянность, вызванная постоянными неудачами последних месяцев, или ужин, щедро сдобренный огневиски, Гарри бросил газету в огонь и задумался.
Он не встречался со своими друзьями больше двух недель и избегал этих встреч; он не нашел ни единого хоркрукса и не представлял, где их искать; никто не помогал ему – потому что не мог или потому что не хотел; и в довершение всего солнце вставало все позже и заходило все раньше. Гарри погрузился бы в апатию, если бы не вспышки ярости, разрывающие усталое оцепенение, как молнии разрывают грозовые тучи.
– О, Гарри, – сказал он себе, – никчемное ты существо: напрасно надеется на тебя Волшебный мир, напрасно погиб старый твой учитель: ты не в силах остановить злодея, жаждущего всемирной власти: не в состоянии покарать коварного убийцу, предавшего своего благодетеля!
С этими словами Гарри в отчаянии махнул рукой и скинул на пол грязные чашки, кусок пирога на тарелке и книгу, упавшую поверх всего этого.
– Кричер! – крикнул Гарри.
Он намеренно производил столько беспорядка, сколько мог – а мог он изрядно, – чтобы Кричер никогда не оставался без работы. То было самое страшное наказание, которое ему удалось придумать для безобразного изменника-эльфа. С тоской осознавая скудость своей фантазии и мягкость собственной натуры, подводившей его всякий раз, как только ему удавалось измыслить настоящую, роскошную пытку для Кричера, Гарри рвал, швырял и пачкал, всякий раз призывая домовика яростным ревом.
– Гадкий, ненавистный хозяин, – проныло жалкое существо, смахивая паутину с ушей, – что нужно тебе от Кричера? Зачем ты звал Кричера, отродье грязнокровки?
– Убери здесь, скотина, – велел Гарри. – И попробуй только еще назвать мою мать грязнокровкой – я сожгу портрет старой мегеры.
– Отвратительный, злобный хозяин, – прошипел Кричер. – Темный Лорд убьет тебя, а меня отдаст настоящему магу.
Он ловко ликвидировал разбитую посуду, попутно сожрав разрушенный пирог, а книгу бережно вытер обрывками своей набедренной повязки и полой мантии Гарри.
– Хорошая книга, – пробормотал он. – Магическая книга. Глупый хозяин ее не читает. Он совсем дурак. Ему ли справиться с Темным Лордом?
– Что ты там бормочешь, гнусная тварь? – Гарри отобрал у домовика книгу, раскрыл ее – страницы оказались совершенно чисты.
Кричер растянул рот в лягушачьей ухмылке.
– Хозяин отпустит Кричера или разобьет что-нибудь еще? Может, хозяин разорвет книгу на клочки – ведь он не может прочесть в ней ни слова?
– Убирайся к своей старой грымзе и не смей на глаза мне показываться, пока я тебя не позову!
– Кричер не желает показываться на глаза хозяину, даже если хозяин его позовет, – ответствовал Кричер и без промедления исчез.
Гарри знал: все то время, что Кричер не мыл, не убирал и не готовил отвратительную снедь, которой потчевал Гарри на завтрак, обед и ужин, он проводил в обществе портрета матушки Блэка, отбывавшего ссылку на чердаке. Они жаловались друг другу на жизнь и проклинали Гарри так громко, что порой и на первом этаже слышались отголоски этого сладкозвучного дуэта.
Перепалка с домовиком не принесла Гарри радости; он вынужден был признать, что не знает, куда себя девать, и что со стен этой пропитанной пылью комнаты ползут пауки отчаяния и одиночества.
– Альбус, коварный чародей, бросивший меня в пучину чудес и позабывший научить плавать, я готов возненавидеть тебя больше, чем проклятого Снейпа! – вскричал он в отчаянии.
Стоило ему произнести эти слова, как книга раскрылась на форзаце, чудесным образом на пергаменте проступили золотые буквы, затейливостью очертаний своих напоминающие арабскую вязь.
«Дорогой Гарри! Настал и для тебя тот час, когда уныние овладевает жаждущим действий, но не находящим верного пути героем; горько сетуешь ты на старика, покинувшего тебя в трудное время. Знай же, Гарри, что недалек миг желанной победы над нашим общим врагом, ибо все свершившееся произошло согласно плану, намеченному мною сообразно расположению звезд и иным предзнаменованиям, каковые, должен заметить, я читаю с точностью, так и не достигнутой дражайшей Сибиллой. Признаюсь тебе, Гарри, что предсказания Сибиллы были неточны, а вернее сказать – ложны, и я сам способствовал тому, чтобы они исполнились, принудив Северуса довести их до сведения Темного Лорда; Северус же не мог отказать мне ни в этой просьбе, ни в любой иной по причинам, которые станут тебе известны позднее.
Гарри, простишь ли ты меня когда-нибудь? Это я, я, и никто другой повинен в гибели твоих родителей. Я страшился признаться тебе в этом, и даже теперь, когда страха для меня более не существует, совесть не оставит меня в покое… Гарри, Гарри, нет мне прощения!
Позволь же мне сделать прощальный подарок, мальчик мой, – эта книга откроется для тебя в минуту черной тоски, и занимательные истории, заключенные в ней, принесут тебе немало пользы, в чем ты вскорости убедишься.
Не прощаюсь с тобой,
Твой Альбус Дамблдор»
– Что такое? О чем пишет этот путаный старик? – спрашивал Гарри, читая витиеватое письмо и щипля себя за запястье, чтобы убедиться, что все это ему не мерещится. – Он повинен в смерти моих родителей, и Снейп не мог отказать ему ни в одной его просьбе – какой вздор! Да и время ли сейчас читать нелепые истории?
– Время! – выдохнули портреты.
– Время! – огонь в камине вспыхнул, точно вырвавшись из драконьей глотки.
Гарри пожал плечами и неохотно перевернул страницу.
На желтоватом пергаменте проступила яркая миниатюра, исполненная художником в стиле, напоминающем о чудесных сказках «Тысячи и одной ночи». Гарри пригляделся: на каменном троне сидел не кто иной, как лорд Волдеморт, а перед ним толпились его приближенные, Петтигрю, согнувшись в подобострастном поклоне, приближается к трону...
Фигурки задвигались. Петтигрю протянул своему господину причудливый кувшин из желтой меди – и вот алые буквы под миниатюрой проступили и сложились в слова:
– Стало быть, Питер, ты не знаешь, кто делает мне столь подозрительный подарок?
Петтигрю покачал головой в отрицании.
– Я не посмел его уничтожить, мой Лорд, – пробормотал он.
– Это, верно, ловушка, – Беллатрикс Лестранж протянула руку, пытаясь помешать Волдеморту взять сосуд.
– Белла, Белла, – красные глаза насмешливо сверкнули. – Тебе ли меня защищать?
Лестранж, бледнея, отступила. Волдеморт еще раз оглядел кувшин и решительно сломал печать, испещренную загадочными знаками. Тихий хлопок, и из узкого горлышка потянулась прозрачная ленточка дыма. Приближенные Лорда дружно вскинули палочки, сам же Волдеморт отступил на шаг назад, уронив кувшин, звучно загремевший.
Облачко дыма увеличилось в размерах, сгустилось, приобретая четкие контуры, и в мгновение ока превратилось во вполне вещественную молодую особу. Ее смуглое и яркое лицо отличалось той непогрешимой красотой, какую встретишь лишь на Востоке; одеяние, состоявшее из короткой курточки, украшенной богатой вышивкой и позументами, пышных шаровар, стянутых на щиколотках золотыми браслетами и сафьяновых алых туфелек с загнутыми носами, было бы уместнее в роскошном серале, чем в промозглых подземельях. Однако неизвестная, казалось, не чувствовала холода; пронизывающий взгляд Волдеморта и явная угроза в движениях его соратников не заставили ее затрепетать от страха. Раздвинув губы в приятнейшей улыбке, она коснулась ладонью лба и промолвила:
– О, мой повелитель! Я в полнейшем твоем распоряжении.
– Вот как? А кто ты такая? – спросил Волдеморт с холодным любопытством.
– Я – африта, а имя мое – Шахерезада, повелитель, и я принадлежу тебе, коль скоро тебе подарили сосуд, который служит мне обиталищем.
– Шахерезада? – Волдеморт неприятно улыбнулся. – Не в родстве ли ты с супругой царя Шахрияра, прелестная пери?
Беллатрикс издала протестующий возглас, оставленный Лордом и его подарком без внимания.
– Я и есть султанша Шахерезада, – скромно призналась гостья. – Увы, могучий и доблестный супруг мой так пристрастился к моим историям, что готов был слушать их сутки напролет, и государство его стало приходить в упадок. Потому великий визирь втихомолку приказал удавить меня шелковым шнурком, пока царь охотился на арсланов в ущелье Сатанг. Но духам, населявшим волшебный Джиннистан, мои сказки пришлись по душе, и они превратили меня в африту. Я сплю в этом медном кувшине и вижу восхитительные сны; когда же рука мага сломает печать, я становлюсь его рабой и услаждаю его слух рассказами о странном и чудесном.
– Или о будущем? – Волдеморт задумчиво посмотрел на африту.
– Увы, драгоценный повелитель – пусть дни твои длятся вечно, подданные пребывают в покорности, а враги твои пойдут шакалам на корм, – увы, великий царь, я могу рассказывать и о будущем – но одни небылицы. Ведь я только сказочница, и мои истории пригодны лишь для того, чтобы развеять твою скуку.
– А вот я слышал, такие существа как ты, могут строить дворцы, разрушать города… приносить золото? – При слове «золото» одутловатое лицо Петтигрю порозовело.
Шахерезада вопросительно поглядела на Волдеморта, и тот повелительно кивнул:
– Можешь ответить.
– Люди, маленький господин с железной рукой, часто путают джиннов и афритов и даже полагают, что существа эти тождественны. Между тем то, о чем ты говоришь, могут сделать только джинны, но почти всех их в давние времена истребил царь Соломон за злобный нрав и непокорность. Африты же не столь могучие маги. У каждого из нас, как и у людей, есть один особенный талант, иной раз новоявленному владельцу африта совершенно не нужный. Но, разумеется, все мы обладаем магическими способностями, достаточными, чтобы уберечь своего хозяина от грозящей ему опасности, укрыть его от погони или избавить от смерти.
– Я в этом не нуждаюсь, – промолвил Волдеморт высокомерно.
Он откинулся на спинку трона и рассеянно погладил Нагини по клиновидной голове.
– Ну что ж, я и вправду заскучал. Расскажи мне что-нибудь, африта. Кстати, каков был твой прежний владелец?
– Он был с причудами, – с готовностью отвечала африта, – но человек добрый и великий маг. Однако, повелитель, я вижу, что ты превосходишь его магической силой, как и всех хозяев, которым я рассказывала свои истории за последнюю тысячу лет.
Волдеморт улыбнулся и сделал поощрительный жест.
– Желаешь ли ты услышать историю веселую или печальную, поучительную или легкую безделку? – почтительно осведомилась африта.
– Я не нуждаюсь в поучениях и не испытываю тоски, которую нужно было бы развеивать веселыми рассказами. Пусть это будет что-нибудь… странное, – решил Волдеморт. – Однако учти, африта, меня нелегко удивить.
– Мне ли, недостойной, удивить тебя? – вплетенные в косы золотые монеты замерцали, когда Шахерезада покачала головой. – Но общество, о котором я хочу рассказать тебе – союз, именующий себя «Клубом Афины» – и вправду можно счесть необычным. Слушай же, о повелитель!
Здесь следует
Председатель обвел собравшихся испытующим взглядом. Мрак, черный, как турецкий кофе, разбавляло лишь синеватое молоко лунного света, но председатель в темноте видел гораздо лучше, чем днем, и любил тьму гораздо больше, чем свет.
– Все в сборе? – вопрос был задан для проформы, председатель и сам видел, что пустующих мест за столом не осталось.
– Да, – подтвердил господин Отус, бессменный секретарь клуба на протяжении последней четверти века.
– Отлично. Гху-гху, – председатель прочистил горло; гулкий голос раскатился под высокими сводами, потревожив сон пауков в их пропыленных гнездах. Члены клуба дружно повернули головы, приготовившись слушать.
– Заседание клуба Афины объявляю открытым!
Председатель ударил в гонг молоточком. Не успел стихнуть долгий медный звук, как невидимые прислужники (госпожа Никтея утверждала, что их девять, господин Бубо настаивал на дюжине, а престарелая Тута Альба полагала, что прислужников всего трое, но очень расторопных), принялись за сервировку праздничного обеда. В центре круглого стола поместили тяжелое блюдо чеканного серебра; выпуклого изображения Афины Glaycopis* на дне блюда не было видно из-под кусков дымящегося мяса. Перед каждым членом клуба положили по двузубой вилке с черенками слоновой кости – точными копиями знаменитой статуи, некогда украшавшей Акрополь.
– Итак, дорогие друзья… – начал председатель.
– Речь, речь! – крикнул молодой и несдержанный господин Глауцидиум и тут же стушевался под суровыми взорами старших товарищей.
Председатель пошевелил лохматыми бровями, улавливая ускользнувшую было мысль, и продолжил:
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить ночь зимнего солнцестояния – самую длинную ночь в году, и, хотя существуют некие моменты, омрачающие праздничное настроение, мы не позволим им повергнуть нас в уныние. История нашего клуба уходит в далекую древность, и часто нашим предшественникам приходилось жить в неспокойные времена, однако они всегда выносили испытания с честью и не подводили ни своих товарищей, ни своих подопечных. Так неужели мы уступим им в мужестве и находчивости?
– Нет, не уступим! – эхо дружного возгласа заметалось по залу, натыкаясь на стены, прежде чем выпорхнуть в окно.
– Нисколько в этом не сомневаюсь! Каждый из нас многого стоит и в одиночку, но вместе мы представляем собой силу подлинную и грозную, тем более грозную, что наши враги не подозревают о существовании нашего содружества. Никто не сможет повредить нашим подопечным, никто не нарушит спокойствия магического мира, потому что мы возьмемся за дело сами и преуспеем в нем, как преуспеваем во всех наших общих начинаниях. Итак, с праздником вас, дорогие мои друзья!
– Ура! – на этот раз выкрик господина Глауцидиума поддержали все.
Черные тени шевелились в углах, будто черные крысы, но ни одна крыса не рискнула бы покинуть убежище сегодняшней ночью.
– Предлагаю всем подкрепить свои силы, после чего мы сможем приступить к обсуждению находки госпожи Никтеи.
Госпожа Никтея горделиво приосанилась и первая вонзила свою вилку в кусок мяса. Остальные последовали ее примеру, и вскоре блюдо опустело.
Сотрапезники некоторое время наслаждались тяжестью праздничного обеда в желудке. Нарушила благостное молчание госпожа Никтея, которой не терпелось похвалиться своей добычей.
– Не пора ли начать?
Председатель кивнул и подал знак секретарю.
Минуту спустя господин Отус и господин Бубо, призванный на помощь, водрузили на стол золотую чашу.
– Итак, – председатель подозрительно осмотрел чашу, – в ней и заключена часть души того самого мага?
– Совершенно верно, – подтвердила госпожа Никтея.
– Гхм-хм. Кто-нибудь желает высказаться?
– Господин председатель, можно мне? – выпалил господин Глауцидиум.
– Прежде старших, юноша? – госпожа Тута Альба выпрямила спину, глаза превратились в щелочки.
Ответом юноши, мятежным, но невнятным, она пренебрегла.
– Что мы имеем? – рассудительно начала Альба. – Нам нужно любыми способами оберегать наших подопечных. Всякое существо, угрожающее их благополучию, следует обуздать, насколько это в наших скромных силах, а поскольку маг, заключивший в чашу частицу своей души, угрожает не только благополучию подопечных, но и самой их жизни, я предлагаю этот предмет уничтожить, ибо каждый из нас рискует лишиться любимого существа.
– Так уж и каждый? – Никтея прищурилась на господина Бубо. – Некоторые белобрысые подопечные преотлично уживаются с этим самым магом.
– Я попрошу! – вспылил Бубо. – Вы прекрасно знаете: семейство, вверенное моим заботам, находится сейчас в смертельной опасности, чему виной этот самый маг. Что касается оскорбительных эпитетов, то я мог бы и о вашем подопечном сказать пару слов.
– Довольно, говорите по существу дела, – оборвал его председатель.
– Что тут говорить? Избавиться от этой штуки немедленно!
– Какие мы проворные! Избавиться! – Никтея сверкнула глазами. – Между прочим, я жизнью рисковала, ее добывая.
– И что же вы предлагаете? – спросил председатель.
– Надо ее использовать, – вмешался господин Глауцидиум.
– Использовать как? – тихо осведомился председатель и посмотрел почему-то на Никтею. Та приняла независимый вид и отвернулась.
– Как-нибудь, – Глауцидиум почесал бровь и нахмурился. – Это же волшебный предмет – ну вот! Придумаем что-нибудь!
– Мы учтем ваше ценное предложение, – бесконечно вежливо и крайне ядовито отозвался председатель. – Господин Стрикс? Ваше мнение?
Старший из трех братьев Стриксов откашлялся и завел:
– Видите ли вы эту черную тучу, заволакивающую небосклон? Я не хочу пугать вас, но должен сказать, что она несет в себе смерть!
Все невольно обернулись и посмотрели в окно. На чистом небе безмятежно сияла луна.
– Я фигурально выражаюсь, – с неудовольствием заметил Стрикс. – Под тучей я разумею опасность, нависшую над нами и нашими подопечными. Наше спасение только в быстроте. Мы должны торопиться, а не то будет поздно. Я за то, чтобы уничтожить этот предмет, а затем приняться за поиски ему подобных.
– Поддерживаем, – дружно заявили оба младших Стрикса.
– Так. Думаю, и нашему секретарю следует высказаться, – председатель обернулся к господину Отусу, придав своей круглой физиономии вопросительную мину.
– Неоднозначный вопрос, чрезвычайно неоднозначный, – промямлил секретарь. – С одной стороны, это просто святотатство – уничтожить столь редкий артефакт, столь ценную реликвию. С другой стороны, – тут он вздохнул, – я хочу, чтобы война прекратилась. Что это за жизнь? Постоянные тревоги, постоянное напряжение, а ведь мой подопечный уже немолод… Не знаю, что и сказать. Я, пожалуй, воздержусь.
– Самое время воздерживаться и прятать голову в песок, – фыркнула Никтея.
– Госпожа Никтея, – сурово проговорил председатель, – это был недостойный выпад. Оскорблять заслуженного члена клуба, гораздо старше вас летами – стыдитесь!
– Ничего, ничего, – доброжелательно заметил господин Отус. – Я не обижен. Молодости свойственна излишняя горячность.
– Простите меня, господин Отус, – прошелестела смущенная Никтея.
Старик снисходительно кивнул.
– Что ж, – председатель постучал молоточком по столу, и негромкие разговоры в зале мгновенно прекратились. – Итоги таковы. Пятеро членов клуба высказались за уничтожение, двое – против, – я вас правильно понял, госпожа Никтея?
– Угу, – ответила та.
– …один воздержался. Большинством, к которому я присоединяю и свой голос, решено: чаша с частицей души некоего мага должна быть уничтожена.
Никтея вздохнула, Глауцидиум надулся.
– Приступим. Образуйте круг.
В зале воцарилась тишина. Члены клубы Афины стояли, пристально глядя на чашу.
– Ста светильниками духов, – негромко начал председатель, – и жертвенниками Бэл-Мэродоха…
– Девятью огнями Ора… – продолжила госпожа Альба.
– Метеорами, вулканами и всем, что извергает пламя… – подхватил господин Отус.
– Сгинь, сгори, расплавься! – дружно выкрикнули все вместе.
Они двинулись вокруг чаши противосолонь; тонкая пыль, покрывавшая пол залы ровным слоем, поднималась легкими облачками от их движений; тени то вырастали до самого потолка, то, падая, метались по полу и стенам; и слаженно звучал хор глуховатых голосов:
Соломоновой звездою
В мир огня я дверь открою.
Пусть расплавится металл,
Что волшебник отливал.
Чары сделаются сном,
Станет золото – свинцом,
Обернется в пламя лед
И в падение – полет:
Та душа, что здесь живет,
Пусть навеки пропадет!
Под мерный топот, под звучное клацанье когтей чаша засияла; постепенно слабое мерцание превратилось в яркий свет, пульсирующий в такт монотонному напеву. Желтый металл чаши сделался красным, а затем раскалился добела и пошел пузырями, изображение барсука исказилось, резные завитушки на чаше изгибались, точно маленькие кричащие рты. Чаша плавилась, в самом ее центре клубился сизый дым, и зловещее зарево освещало его изнутри багровыми сполохами. Все быстрее двигался хоровод, бормотавший заклинания, и вдруг из чаши, из самого центра дымного клубка, исторгся пронзительный вопль – так вопит вырванная из земли мандрагора.
– Пусть навеки пропадет!
Вопль оборвался, яростная белая вспышка – и чаша исчезла; лишь выжженное пятно отмечало место в центре стола, где она стояла только что.
Члены клубы остановились, переводя дух и глядя друг на друга с гордостью и торжеством.
– Дело сделано, – сказал председатель.
– События сегодняшней ночи займут достойное место в летописи нашего клуба, – с гордостью отозвался господин Отус.
– Ох, что-то мне нехорошо, – с неудовольствием промолвила госпожа Альба.
– Окажите нам честь, позвольте проводить вас по дороге в Хогвартс, – господин Стрикс-старший был слишком хорошо воспитан, чтобы оскорбить престарелую Альбу прямым предложением помощи.
– Что ж, нам все равно по дороге, – милостиво согласилась старуха.
– Надеюсь, ваша подопечная встретит нас в своей человеческой форме, – пробурчал младший из Стриксов. – Недавно она выдернула мне перо из хвоста.
– Она любит пошутить, – снисходительно ответила Альба.
– Пора и нам, – решил председатель. – Мы положили почин великому делу, тем самым достойно отметив сегодняшний праздник. Итак, друзья мои, заседание клуба объявляю закрытым. Доброй всем ночи и славной охоты!
– В самом деле, – господин Бубо переступил с ноги на ногу, – я снова голоден. Господин председатель, вы отправитесь в Хогвартс?
– Думаю, это будет неуместно – учитывая ситуацию с моим фамилиаром, – задумчиво сказал председатель.
– В таком случае, позвольте пригласить вас погостить в нашем поместье, – церемонно проговорил господин Бубо.
– В другой раз, друг мой. Мне совершенно необходимо увидеть вашего подопечного, госпожа Никтея.
– Для чего же? – удивилась та.
– На то есть причина, – туманно отвечал председатель.
– Что ж, в доме хватит места для всех членов нашего клуба, – радушно кивнула Никтея. – Вы окажете мне честь своим посещением, господин председатель. Милости просим.
Члены клубы поочередно взлетали на подоконник и вываливались наружу, во мрак; искристый морозный воздух принимал их с готовностью; широкие мягкие крылья серебрились в лунном свете. Бесшумно, словно хлопья пепла, пролетали они над заснеженным садом, не обрушив ни единой снежинки с ветвей старых яблонь.
Прохожий маггл уставился на заброшенный особняк, приоткрыв рот.
– Ну и чертова же уйма сов, – пробормотал он заплетающимся языком и невольно присел, когда двойная тень – огромного филина и белой полярной совы – пронеслась над его головой. **
На этом заканчивается рассказ о Клубе Афины.
– Совы! Надо же такое придумать! – Беллатрикс неумело улыбнулась, обернулась к мрачному, как туча, Волдеморту, – и улыбка ее растаяла.
– Откуда ты… – Темный Лорд запнулся, – откуда ты берешь свои истории, африта?
– Мои сказки стары, как мир, о господин мой, но всякий раз я рассказываю их на новый лад.
Казалось, Шахерезада находилась в родстве с Нагини – с такой легкостью изгибался ее позвоночник в бесконечных грациозных поклонах.
Волдеморт вскочил с трона и подошел вплотную к африте, устремив на нее взгляд, соединявший в себе властное приказание и скрытую угрозу.
– Как ты узнала? – спросил он хрипло.
– Не понимаю тебя, о властелин, – черные глаза, удлиненные краской, сияли, и не было в них ни тени мысли, ни проблеска души – лишь бесконечная почтительность.
Над переносьем Волдеморта вспухла пульсирующая жила, зрачки загорелись густым пурпурным огнем.
– А вот эта твоя история о чаше, она тоже стара как мир? – тихие слова капали с губ Темного Лорда, словно яд. – Что тебе известно об этом? О частицах…
Он замолчал, и столь зловещим было это молчание, что приближенные Волдеморта невольно отступили, укрываясь в тени.
– Предметы, в коих заключена волшебная сила или какой-нибудь дух – обычное дело в сказках, – безмятежно отвечала Шахерезада. – Так же как и говорящие птицы и звери. Но кто и когда видел говорящую птицу на самом деле? Разве что бессмысленных попугаев.
– Я не понимаю, мой Лорд, – заикнулся Петтигрю.
– Конечно же, ты не понимаешь, – прошипел Волдеморт. – Что ты можешь понять, ничтожный ты глупец! Crucio!
Жалкий писк вырвался из горла Петтигрю; он корчился на полу, точно крыса с переломленным хребтом, в наступившей мертвой тишине было слышно, как металлические пальцы скребут по полу, оставляя бороздки на каменных плитах.
Волдеморт толкнул его ногой, постоял, размышляя, и вернулся на трон.
– Так это была сказка? – рявкнул он, пронзая Шахерезаду злобным взором.
– Да, повелитель.
– Хорошо. Но что за странный подарок мне сделали! Ступай в свой кувшин, Шахерезада!
Африта склонила голову, хлопнула в ладоши и, обернувшись дымом, втянулась в горлышко своего тесного обиталища.
– Вот что, – Темный Лорд поманил к себе Беллатрикс. – Чтоб на наших собраниях не было никаких сов. Если хоть одна здесь появится – убить ее немедленно!
Недоуменный ропот пробежал по рядам Упивающихся смертью, и тут же стих. Петтигрю тихо лежал на нижней ступени трона. Сбитая с толку Лестранж смотрела на своего господина во все глаза, пытаясь понять, что же так взволновало его в невинной сказке о совином клубе.
– Дай мне кувшин, – велел Волдеморт Беллатрикс.
Та с опаской взяла сосуд и протянула его Темному Лорду. Рассеянно поглаживая кувшин по выпуклому блестящему боку, Волдеморт задумчиво протянул:
– Начало любопытное. Интересно, что за историю она расскажет мне завтра?
Такова была первая ночь.
После этих слов следовал чистый пергамент. Гарри отложил книгу и потянулся, хрустнув позвонками.
– Надо же, как он впечатлился, – Гарри хихикнул. – Ничего себе, сказочка.
Дурное настроение его сменилось легким, игривым весельем, какого Гарри не чувствовал очень давно, и даже мысль о хоркруксах не вызвала привычного уныния.
– Не пойти ли взглянуть, как там Хедвиг?
Гарри направился к дверям, потом остановился и вернулся за книгой.
– С Кричера станется куда-нибудь ее утащить, – сказал он себе.
Хедвиг еще не вернулась с ночной охоты. Гарри разделся, сбросив одежду прямо на пол, и нырнул в кровать, но едва он угрелся как следует и расположился ко сну, как послышался резкий стук в стекло.
– Ох, Хедвиг, – простонал Гарри. – Ну почему нельзя было вернуться чуть пораньше?
Стук повторился, Гарри неохотно поднялся и открыл окно. Хедвиг ввалилась в комнату, от ее оперения пахло морозом и кровью. Не успел Гарри опустить раму, как требовательное уханье заставило его отшатнуться, и мимо него протиснулся крупный филин.
– Это еще кто? – пробормотал Гарри, вспомнил историю Шахерезады и невольно улыбнулся.
Филин взгромоздился на клетку, внутри которой уже устроилась Хедвиг, и проникновенно посмотрел на Гарри. Пучки перьев торчали над круглой головой, словно рожки, придавая незваному гостю мефистофельский вид.
– Ну и что тебе нужно? – неуверенно спросил Гарри, в свою очередь внимательно оглядев птицу и не обнаружив на ее лапе письма. – Летел бы ты домой, приятель.
Гарри протянул руку к филину, и в тот же миг кривой желтый клюв ловко ущипнул его за подушечку большого пальца. Гарри ахнул и отскочил. «Еще дешево отделался», утешил он себя, зализывая ранку. «Мог бы и вообще без пальца остаться».
Секунду хозяин и непрошеный гость созерцали друг друга, не пытаясь нарушать дистанции; что-то неуловимо знакомое чудилось Гарри в полной мрачного достоинства позе и пристальном, недружелюбном взгляде его нечаянного визави.
«А вдруг это какой-нибудь анимаг?»
Гарри попятился, вытянул палочку из-под подушки и рывком обернулся. Филин с самой прозаической миной искал под крылом, явно утратив интерес к дальнейшим беседам. Гарри нерешительно потоптался на холодном полу, в то время как ледяные зубки сквозняка кусали его за голые пятки.
– Совсем мне голову задурили этими сказками. Ладно, сиди тут до утра, раз уж так тебе хочется.
Гарри махнул рукой и вернулся к тому занятию, от которого его отвлекли столь бесцеремонно, но заснуть теперь оказалось не так-то просто: сначала ему сделалось жарко, и он откинул одеяло, потом у него застучали зубы, и он начал кутаться. Дом постанывал и поскрипывал; за панелями шуршали крысы, бубнили портреты, рассыхались половицы, и все эти чуть слышные звуки сливались в негромкий, но чрезвычайно раздражающий шум.
Гарри вздохнул, смирившись с тем, что Морфей не спешит заключить его в свои уютные объятья, и открыл глаза. Слабое свечение привлекло его внимание, бледное, походившее на лунный блик, но располагавшееся не напротив окна, а в самом темном углу спальни, подле неразожженного камина. Гарри поднялся на локтях, всматриваясь в туманное пятно, приобретавшее все более определенные контуры. Вскоре в нем безошибочно можно было угадать очертания человеческой фигуры.
– Директор! – воскликнул Гарри. – Неужели это вы?
– Здравствуй, Гарри, – взмахом руки Дамблдор остановил Гарри, порывавшегося вскочить. – Прошу тебя, не приближайся.
Отчего-то ни возвращение директора, ни странное его обличье не вызвало у Гарри ни малейшего удивления – лишь только радость, смешанную с легкой обидой.
– У меня столько вопросов к вам, я даже не знаю с чего начать, – заговорил Гарри, увидев, что Дамблдор не собирается начинать разговор первым. – Вы написали мне о том, что предсказание Трелони было ложным… то есть, нет, об этом позже… ваша смерть: я видел ваше мертвое тело, я был на ваших похоронах, а сейчас вы здесь… я ничего не понимаю.
Дамблдор поправил очки. От движения его фигура покрылась рябью и накренилась в сторону – так наклоняется пламя свечи на сквозняке.
– Видишь ли, Гарри… кажется, этого филина у тебя раньше не было.
– Это не мой, – машинально ответил Гарри, – Прилетел откуда-то сегодня вечером вслед за Хедвиг.
– Понятно. Так вот, Гарри, относительно моей смерти. Должен сказать тебе в первую очередь, что физическое тело не всегда является благом, иногда оно довольно-таки сильно обременяет, и, отделавшись от него, можно раскрыть для себя дивные новые миры, переполненные знаниями и тайнами, недоступными смертным. Ты слишком молод, чтобы понять, как хорошо быть свободным от капризов плоти, от докучных страстей. И все-таки я никогда не решился бы пожертвовать жизнью, пусть наполненной болью и страданиями (а в последние месяцы мучения мои были поистине адскими), если бы этого не требовало наше общее дело – победа над Темным Лордом. И даже зная, что умрет лишь мое тело, а дух останется невредим, что моя память, мои привязанности, все, что я любил и чем дорожил – все это останется со мной, я все же испугался в последний момент и готов был остановить Северуса. К счастью, ранее я отдал ему приказ в такой форме, что он просто не мог меня ослушаться. Поверь, Гарри, мое, скажем так, новое положение принесет нам успех.
– Да, вы писали насчет ваших великих планов, которые скоро претворятся в жизнь, и тогда нас ожидает блистательная победа, – отозвался Гарри без особого энтузиазма. – Лучше скажите мне другое: вы узнали, где находятся хоркруксы? Что я должен делать? Я больше не могу сидеть в этом доме, изнывая от безделья.
– Терпение, Гарри, терпение. Ты должен оставаться здесь. Прошу тебя, прекрати поиски хоркруксов на некоторое время. Ты прочитал книгу, которую я тебе оставил?
– Там только одна история. Забавная довольно-таки – но ведь это лишь сказка, а до сказок ли сейчас?
– Ты должен прочитать книгу до конца.
– Но как же… А хоркруксы? Директор! А Снейп? Директор, где вы?
Гарри рывком сел в кровати. Серебряные иглы дневного света пробивали потраченные молью шторы насквозь.
– Сон, – произнес Гарри разочарованно. – Так это был сон.
Он посмотрел на клетку Хедвиг: сова дремала на своем насесте. Филина в комнате не оказалось. Оконная рама была плотно затворена.
– И это приснилось! А книга?
Книга лежала на столике, там, где Гарри оставил ее накануне вечером. Гарри раскрыл ее. Это было старое, потрепанное издание «Арабских ночей»; как ни листал Гарри плотные пожелтевшие страницы, ни рассказа о Клубе Афины, ни продолжения истории о странном подарке он не нашел.
– Вот так-то, дорогой мой, – сказал Гарри в растерянности. – Излишества в горячительных напитках до добра не доводят.
За окнами стоял туман, грязно-белый, непрозрачный; туман походил на дементора, он высасывал решимость и подавлял волю; он вползал через щели в дом и растворялся в воздухе, пока единственной потребностью Гарри не сделалось желание свернуться клубком и заснуть лет на десять-пятнадцать. На него все больше наваливалась дремота; настоящий сон не приходил, однако и пробудиться полностью ему не удавалось. Туман проникал в сознание, притупляя всякое чувство, и Гарри даже не возмутился качеством овсянки, которую Кричер принес ему на завтрак, лишь равнодушно сказал: «Убери». Впрочем, когда Гарри получил ту же овсянку в той же тарелке на обед, он все же несколько оживился и пригрозил надеть тарелку домовику на голову.
– Злобный хозяин опять угрожает Кричеру, – захныкал эльф.
– Озлобишься с тобой, – вяло ответил Гарри. – Мало того, что ничего приятного от тебя не услышишь, так ты еще и готовить абсолютно не умеешь.
– Я? – возмутился Кричер. – Я не умею готовить?! Я не хочу готовить для гадкого, мерзкого хозяина, который все время ругает несчастного Кричера!
– Я из-за тебя, предателя, крестного лишился, и ты еще ожидаешь от меня хорошего отношения? К слову, если б я тебя и любил, как родного, вот эта жижа, которую ты изготовил, – Гарри потряс тарелкой, – комплиментов не заслуживает.
– Я презираю комплименты, – ответил Кричер с пафосом. – Пусть лучше меня бранит чистокровный маг, чем хвалит грязнокровка!
– Я тоже не в восторге от твоего общества, – Гарри закрылся газетой. – Сгинь.
Кричер с готовностью сгинул.
Так прошел день, а с приближением ночи ледяной ветер разорвал туман в клочья и закружил их, словно мертвые листья. Уединение делало тоску еще невыносимей, впрочем, даже мысли о том, чтобы пригласить к себе кого-нибудь из друзей или самому отправиться к ним, не приходило Гарри в голову. Он чувствовал настоятельную потребность в одиночестве, хоть оно и не приносило ему ни радости, ни мира; он как будто был принужден запереться в пустом доме чуждой волей, противиться которой был не властен. Однако падать духом казалось ему недостойным, и он постарался приободриться.
Гарри просидел в гостиной до половины одиннадцатого, читая старый учебник по Защите от темных искусств, пока не почувствовал, что голова его отяжелела. Тогда он поднялся в спальню. Томик «1001 ночи» по-прежнему лежал на столике у кровати.
– Почему бы и нет? – пробормотал Гарри, глядя на него. – Я ведь их и не читал никогда.
Свеча, которую он нес в руке, догорала. Гарри порылся в шкафу и, отыскав несколько запасных, вставил их в большой канделябр у кровати. В комнате сразу стало уютнее и даже как будто теплее. Ветер гудел за окнами, но в доме стояла глубокая тишина, и у Гарри возникло чувство, будто он один во всем мире, устроился со своей книгой на малом островке света и тишины, вдали от бурного океана жизни. Гарри нырнул под одеяло и открыл книгу с трепетом предвкушения.
– Я что, снова сплю?
Знакомая миниатюра оказалась на месте, так же, как письмо Дамблдора и рассказ о Клубе Афины, прочитанный им прошлой ночью. Внезапно точно сквозняк прошелся по спальне, шевельнул волосы Гарри – филин мягко спланировал на огромный гардероб и расположился на нем, подобно горгулье на соборе Парижской богоматери.
Гарри неуверенно шикнул на птицу и опустил глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как на чистом дотоле листе проявляется многоцветная картинка, почти в точности повторяющая первую, с тем лишь различием, что Шахерезада уже стояла рядом с троном, сладко улыбаясь своему повелителю. И снова нарисованные люди зашевелились, обретая колдовскую жизнь, а под миниатюрой Гарри прочитал:
Петтигрю подобрался к трону боком, будто краб, выставив вперед стальную клешню и косясь на только что принявшую свой телесный облик африту. Лестранж с насмешливой брезгливостью посторонилась, освобождая ему место.
– Как здоровье? – шепотом спросила она.
Петтигрю злобно ощерился, обнажив испорченные зубы.
– Замолчите, – велел им Волдеморт, заставив обоих вздрогнуть и сжаться.
Однако взрыва гнева на сей раз не последовало. Напротив, Темный Лорд, казалось, пребывал в отличном настроении. Он с торжеством поглядел на Шахерезаду, оправлявшую лепестки газовой блузки на груди, и прошипел:
– Чаша на месте!
Африта безмолвно склонила голову, будто говоря: «Могло ли быть иначе?», но если бы Темный Лорд уловил коварную усмешку, промелькнувшую в темных глазах и мгновенно скрытую опустившимися ресницами, он задумался бы, вправду ли есть у него повод для торжества.
– А все-таки скажи, как ты сочиняешь свои истории, – потребовал Волдеморт. – Как я понял, они всегда современны твоему новому владельцу; однако, если ты и вправду проспала в своем кувшине изрядное количество времени, как ты можешь знать, что произошло в мире в твое отсутствие?
– О мудрейший из магов, – промолвила Шахерезада, – скажи, можешь ли ты увидеть ароматы и запахи, витающие в воздухе?
– Увидеть? Нет.
– Но они существуют, мой господин?
– Разумеется, они существуют! Я велел тебе отвечать на вопрос, а не задавать мне новые!
– Царь времени, мой ответ таков: воздушная среда, окружающая нас, полна не только запахов и звуков, но также мыслей, чувств и воспоминаний людей, живущих здесь и сейчас; существа вроде меня улавливают эти эманации с такой же легкостью, с какой смертные обоняют аромат розы или вонь разложившегося мяса. Вот тот материал, из которого построены воздушные дворцы моих сказок. Я могу рассказать историю о человеке, которого никогда не видала и о котором ничего не слышала, но те, кому этот человек знаком, узнают его в нарисованном мною портрете – хоть портрет и не будет полностью схож с оригиналом.
– То есть, ты читаешь мысли? – уточнил Волдеморт.
– В некотором роде да, мой господин.
– И мои мысли ты тоже можешь прочесть? – вкрадчиво поинтересовался Темный Лорд.
Беллатрикс Лестранж с торжествующей улыбкой потянулась за палочкой.
– Нет, превосходнейший, – Шахерезада была сама покорность и простодушие, – я говорила лишь о мыслях и чувствах смертных. Но ведь ты не смертен. Воспоминаний твоих приближенных и наложниц (Беллатрикс гневно вскинулась, но не посмела запротестовать вслух) мне будет вполне достаточно.
– Гм. Ну хорошо. Расскажи мне историю о человеке, которого я знаю, – которого знают все, кто здесь присутствует. О Гарри Поттере. Да, расскажи мне о нем.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель.
Шахерезада помолчала, собираясь с мыслями, и негромко заговорила.
Здесь следует
– Эта книга полезна, – мрачно говорил Гарри Рону и Гермионе, шагая по опустевшим коридорам Хогвартса.
Студенты разъехались на каникулы – с тем, чтобы больше не возвращаться, учителя мрачно сидели по своим кабинетам, упаковывая вещи и прощаясь со школой; даже призраки впали в уныние и не показывались. Утром из Хогвартса отбыли Филч и миссис Норрис. Рона так потряс их исход, что за весь день он произнес от силы полдюжины слов и сейчас упорно молчал.
– Когда я встречусь со Снейпом, я должен знать его приемы.
– Гарри, неужели ты думаешь, что Снейп не сумеет отразить собственные заклинания? – печально спросила Гермиона. – К тому же, с тех пор, как он делал заметки на полях своего учебника, прошло довольно-таки много времени. Принца-полукровки больше нет. Он вырос.
Гарри упрямо покачал головой.
– Мне нужна эта книга. Нужна, и все.
Они миновали гобелен с танцующими гоблинами.
– Мы будем здесь, – сказала Гермиона.
Рон кивнул, все так же молча, и прислонился спиной к стене, настраиваясь на ожидание.
«Мне нужно вернуть книгу. Учебник Принца-полукровки, – Гарри закрыл глаза и трижды прошел вдоль стены. – Нет, не так. Мне нужно вернуть книгу, которая принадлежала Снейпу. Она мне необходима».
Гарри открыл глаза: дверь была перед ним. Он распахнул ее и вошел, не оглянувшись на друзей. У чучела тролля он остановился на миг, припоминая дорогу, повернул – вот и старый буфет. Гарри потянул за покоробленную дверцу; буфет жалобно заскрипел, раскрывая пыльное нутро. Застоявшийся запах полуистлевших старых вещей и сухого дерева заставил Гарри поморщиться. Бюст волшебника с отбитым носом, похожий в своем парике и тиаре на свихнувшегося сифилитика-судью, угрожающе покачнулся.
Скелет пятиногой твари уставился на Гарри черными провалами глазниц. Жизнь существа не задалась с самого начала. Моя тоже, мысленно утешил его Гарри, и сунул руку за скелет, пытаясь нащупать учебник. Книги не было.
Некоторое время Гарри бессмысленно шарил рукой в пустоте, надеясь наткнуться на знакомый переплет, но пальцы его осязали лишь шершавую поверхность полки. Гарри оттолкнул скелет и заглянул внутрь. Некий прямоугольный предмет виднелся у самой стенки, и надежда на миг вспыхнула в сердце Гарри, тут же угаснув: предмет казался слишком большим для книги. Гарри вытащил его – это была шкатулка из потускневшего от времени черного дерева, крышку украшал гладкий овальный медальон слоновой кости.
«Где дневник?»
Гарри бездумно покрутил в руках шкатулку. Вещица оказалась тяжелой. Гарри попытался откинуть крышку, но лишь расцарапал руку о штырь, для чего-то вделанный в боковину шкатулки.
«Не мог же Снейп догадаться, куда я его спрятал?»
Недоброе предчувствие кольнуло его.
– Что, если он увидел? – вслух сказал Гарри.
В одном достоинстве Гарри Северусу Снейпу отказать не мог – в окклюменции он был силен. Он во многом силен, с горечью признался себе Гарри. Без подсказки мне нелегко даже несложное зелье сварить – а он в мои годы изобретал непростительные заклятия. Если бы только Дамблдор оказался прав… если бы Снейп оставался на нашей стороне… Будь он проклят.
Гарри машинально водил оцарапанным пальцем по крышке шкатулки и любовался тем, как начинает блестеть смоченная кровью поверхность – точно покрытая лаком.
Да, если бы Снейп остался на нашей стороне, и Драко не последовал примеру своего отца, Дамблдор сейчас был бы жив. Гарри вспомнил очки-половинки, съехавшие набок, струйку крови на белой бороде, и слезы подступили к горлу.
«Я не стану плакать, – ожесточенно сказал он себе. – Сейчас не время для слез. Наступит день, и смогу оплакать все свои потери разом. Дамблдора. Сириуса. Родителей. И Хогвартс – такой, каким он мог стать бы для меня, если бы не война с Волдемортом».
И все же он не смог справиться с собой – слезы покатились по его щекам и закапали на гладкую крышку шкатулки, смешиваясь с кровью.
«Это, наверное, музыкальная шкатулка. Старая маггловская игрушка, – беспорядочно думал Гарри, стараясь отвлечься. Да, вот этот штырек – сломанный ключ».
Гарри достал палочку, превратил стальной обломок в коротенький ключик и повернул его. Очки запотели от духоты и слез, Гарри вытер их о мантию, когда же снова надел, то увидел, что медальон откинулся, точно маленький люк. Из шкатулки поднялись две фигурки, вырезанные из дерева, когда-то ярко раскрашенные, а сейчас довольно облезлые: ангел в белом, с облупившейся позолотой на крыльях, и дьявол в черном плаще и красной шапочке – горбоносый, язвительно улыбающийся и чрезвычайно похожий на Снейпа.
«Хочу, чтобы Дамблдор был жив. Чтобы чертов Малфой сидел на заднице и не строил из себя убийцу. Чтобы этот ублюдок Снейп оставался верен Дамблдору. Сволочь неблагодарная».
В приступе ярости Гарри потянулся к фигурке дьявола, собираясь сломать ее, но, едва он коснулся ее окровавленными пальцами, как заработал механизм, послышался тихий скрип, и фигурки закружились в невеселом механическом танце.
И вдруг Гарри почудилось, что фигурки стоят на месте, а Выручай-комната, и сам Гарри, и весь мир закружились вокруг шкатулки. Гарри попытался бросить ее, но она точно приросла к его рукам. Гарри казалось, что он вращается, и так быстро, что все предметы вокруг превратились в размазанную серую полосу, тошнота подступила к горлу, в ушах нарастал унылый, томительный гул, в котором отчетливо слышался скрежет заржавленного механизма, сделавшийся непомерно громким, взгляд застелило туманной пеленой – а дальше ничего не стало.
– Гад этот Малфой. Хорек, – сказал Рон, задыхаясь от быстрого шага. – Надо же, настучать Снейпу, что ты пользуешься чьими-то записями на Зельеварении! И как раз перед экзаменами! Может, он Упивающийся, как ты думаешь? По-моему, он за всю свою жизнь ничего хорошего не сделал, только и думает, как бы кому напакостить.
– Вряд ли. Кишка у него тонка, у труса. Ты посмотри на него, – заметил Гарри. – Бледный, страшно смотреть, вздрагивает от каждого шороха. И никуда не выходит за пределы школы. Кажется, директор велел его охранять. Я видел Тонкс…
– Я думал, она охраняет тебя, – хмыкнул Рон.
– Я в этом не нуждаюсь, – надменно сказал Гарри.
– Какие мы крутые, – Рон ухмыльнулся. – Головокружение от успехов? Без этого учебника ты бы таких результатов не добился. Эх, почему мне он не достался?!
Рон стукнул себя кулаком по голове и взвыл.
– Кажется, мне придется поплатиться за свое везение, – мрачно сказал Гарри. – Вчера меня допрашивала целая судейская коллегия: Дамблдор, Слагхорн, Макгонагалл. Еще чуть-чуть – и Снейп применил бы Веритасерум.
– Гад, – проворчал Рон, вспоминая последнее занятие по З.О.Т.И.
Гарри вздохнул.
– Они мне не поверили. А Малфою и Снейпу поверили. Как будто эти двое всегда говорят правду.
– Ну, на этот раз они сказали правду, верно? – заметил Рон не без невольного злорадства.
Гарри прикусил губу.
– Больше не будешь им пользоваться? – после непродолжительного молчания спросил Рон.
– Буду, – упрямо ответил Гарри. – Пусть остается в Выручай-комнате, я стану приходить и читать его перед очередным занятием. Перепишу заметки на полях в свой новый учебник – пусть докажут, что я не сам до этого додумался!
Он вспомнил укоризненный взгляд Дамблдора и побагровел.
– Отличная мысль! – одобрил Рон. – Знаешь, приятель, ты совсем не так безнадежен, как может показаться на первый взгляд.
– Но-но! – Гарри шутливо замахнулся. – Не забывай, с кем разговариваешь. Перед тобой – последняя надежда Волшебного мира.
– О я, несчастный! – Рон закатил глаза. – Нет мне прощения!
– Пойдешь со мной?
– Зачем? Слоняться в коридоре? – Рон пожал плечами. – Кстати, когда ты собираешься делать задание по Трансфигурации?
– Вот закончу с уроком по Зельеделию и займусь, – пообещал Гарри. – Ты в библиотеку?
– Угу.
– На меня книжки возьми.
– Угу.
Рон ушел, помахивая сумкой. Гарри вздохнул и направился на восьмой этаж.
– Кто ее взял? – злобно вопрошал он у пятиногой твари получасом позднее. – Какая сволочь ее утащила? Кого мне проклясть?
Тварь не давала ответа и оставалась полностью индифферентна к постигшей Гарри утрате.
– Снейп, – решил Гарри. – Но откуда он знал, где искать? И главное, что искать?
Гарри подтащил к буфету колченогий табурет и еще раз обследовал полки. Единственной его добычей стал небольшой деревянный ларчик, не блещущий украшениями и к тому же не желавший открываться – убогая замена учебнику Принца-полукровки.
Гарри застонал от разочарования.
– Ну как же так? Что мне теперь делать с зельями? Я должен сдать экзамены, иначе в школу авроров мне не попасть – и как же я тогда смогу справиться с Вол… Ой!
Тут он разодрал руку о гвоздь, торчащий из полки, и разразился потоком ругательств. Шкатулка, окропленная его кровью, покатилась по полу и остановилась чуть поодаль. От сотрясения старый механизм заработал, откинулась крышка, и показались две фигурки. Гарри наклонился, чтобы взять шкатулку, на миг забыв о пораненной руке. Ему показалось, что фигурки выжидательно смотрят на него: облупившийся ангел с равнодушной усталостью, дьявол – с насмешливым нетерпением.
– Что вам нужно? Чего вы хотите? – шепотом спросил Гарри и, тут же опомнившись, усмехнулся собственной глупости: спрашивать кукол, чего они хотят! Лучше бы себя спросил, чего я хочу от жизни, подумал он.
Гарри сел на табурет, поставил испачканную кровью шкатулку на колени.
Чего он хотел? Мира. Он хотел мира. Хотел, чтобы родители его остались живы, чтобы Волдеморта не было и в помине – пусть он никогда не появляется на свет. Ведь могло случиться и так…
– Я хочу жить, – Гарри закрыл глаза и откинул голову, опираясь затылком о дверцу буфета. Мучительно заныл шрам, боль опоясала голову багровым кольцом, – я просто хочу жить, жить, как все…
Фигурки закружились в медленном танце, но Гарри не заметил этого. Под опущенными веками метались красные всполохи в непроглядной тьме, и мир вокруг вращался, вращался все быстрее, затягивая его в черный омут небытия…
– Это несправедливо, – угрюмо говорил Гарри. – Отец мог бы и сделать что-нибудь, поговорить со Снейпом, ну, я не знаю. В конце концов, Снейп на мне из-за него отыгрывается.
– Ты уверен? – Рон остановился, чтобы поправить сползший ремень сумки.
– Угу. Сириус рассказывал, что они со школы терпеть друг друга не могут – вроде как они с друзьями всегда над Снейпом подшучивали, и всякое такое. Правда, отец говорит, что все это ерунда, что дело именно во мне, и что человек не может столько лет помнить школьные обиды, – но то ведь человек. А то Снейп.
– Ты и правда на Зельеварении не блистал… раньше, – Рон сделал робкую попытку сохранить объективность. – Неудивительно, что у Снейпа появились подозрения – с чего это ты вдруг так резко поумнел?
– Ты вообще на чьей стороне? – мрачно спросил Гарри.
– На твоей, – с готовностью ответил Рон.
– А я уж думал, вы с Гермионой сговорились. Та тоже все время нудит: «Это нечестно» да «Это неправильно». А дарить навороченные метлы слизеринской команде – это честно?
– А метлы тут причем? – окончательно запутался Рон.
– При том, что Слизерин в этом году выиграет кубок, – хмуро ответил Гарри. – Опять. А я не Малфой. У меня нет отца – члена попечительского совета, и крестного – декана Слизерина, и кучи денег. Все, что у меня есть – это учебник Принца-полукровки. Ты же не станешь отрицать, что все те баллы, которые я заработал на Зельеварении с его помощью, для нас определенно не лишние?
– Гарри, а может, хватит? – жалобно спросил Рон. – Если тебя на этом поймают, у нас вообще никаких баллов не останется. Снейп тебя подозревает. Макгонагалл на тебя косится. И вообще, я видел, как Малфой шлялся где-то неподалеку.
– Малфой слишком занят твоей сестрой, чтобы тратить время на нас, – сумрачно отозвался Гарри.
Рон застыл, как громом пораженный.
– Что? Что ты сказал?
– А ты еще не в курсе? – Гарри вздохнул. – Джинни решила испробовать свои чары на хорьке. И он пал жертвой. Можешь гордиться.
– Я убью Джинни, – кровожадно пообещал Рон. – И Малфоя тоже.
– И тогда твой отец потеряет работу. Не будь идиотом.
– А мне казалось, Джинни и ты…
– Мне тоже так казалось, – сухо ответил Гарри. – Подождешь меня здесь или пойдешь со мной?
– Подожду здесь, – отозвался расстроенный Рон. – Мне есть о чем подумать. Моя сестра! Гарри, я в это не верю.
Гарри только вздохнул.
В Выручай-комнату ему удалось попасть не сразу; четверть часа он прохаживался по коридору, переиначивая на разные лады свои просьбы, но всякий раз, открыв глаза, видел лишь голую стену. Гарри уже отчаялся увидеть заветную дверь, когда случайно произнес нужную фразу. Он поспешил войти.
– Повезло, – сказал он себе, пробираясь улицами и переулками, образованными скоплением старой мебели и какого-то невообразимого хлама.
Но на том его везение и закончилось.
– Поверить не могу, – Гарри лихорадочно вышвыривал вещи из старого буфета. – Она же была здесь! Я сам ее сюда положил.
Бюст, стоявший на буфете, внезапно покачнулся и обрушился на пол, Гарри едва успел отпрянуть. Он ошеломленно выругался и постоял немного, ожидая, когда перестанет колотиться сердце.
– На волос правее, – пробормотал он, – и лежать бы мне тут с проломленным черепом. И никто никогда бы меня здесь не нашел. Ну где же учебник? Чертовщина какая-то. А это что?
Он оглядел небольшую старинную шкатулку.
– Забавная штучка. Ой!
Сломанный ключ шкатулки оцарапал ему палец.
– Черт! – прошипел Гарри, осматривая ранку. – Что же это мне так не везет в последнее время?
От обиды и жалости к себе на глаза наворачивались слезы.
– Хочу, чтобы все было по-другому, – жарко зашептал Гарри. – Хочу стать героем, чтобы все надеялись на меня, чтобы от меня зависела судьба… целого мира! («Мечтать так мечтать!» – решил он). Меня бы все уважали, а Снейп… а Снейп бы был преступником, и все бы поняли, какой он негодяй. А обо мне писали все газеты, и Джинни бы смотрела только на меня.
Гарри тихо рассмеялся: нарисованная в воображении картина нравилась ему все больше.
– А Малфой, – вошел он во вкус, – сделал бы что-нибудь ужасное и вылетел из школы ко всем чертям!
Он посмотрел в пространство невидящим взглядом, мечтательная улыбка блуждала по его лицу, а пальцы поглаживали крышку шкатулки, пачкая ее кровью.
– В конце-то концов, имею я право на одно желание? Надо же, а эта штука работает. Как это она сама завелась? Что такое? Что происходит?!!
…много ли на свете людей, довольных тем, что они имеют?
На этом заканчивается рассказ о Немузыкальной Шкатулке.
– Любопытно, – протянул Волдеморт.
Выглядел он так, словно ожидал услышать нечто иное, не совсем для него приятное, и теперь испытывал облегчение оттого, что речь зашла о предмете, далеком от раздражающей его темы.
– Значит, это вещица исполняла желания?
– Да, мой повелитель, но история моя была совсем не об этом.
– Как не об этом? Ты же сама назвала ее рассказом о Немузыкальной Шкатулке.
– О царь времени, я разгадала твое намерение, – с лукавой улыбкой проговорила Шахерезада, – ты испытываешь твою недостойную служанку. Мой повелитель, наделенный столь великим умом, разумеется, сразу же понял, что речь в этой скромной аллегории шла о том, сколь несчастливы были бы смертные, если бы их желания обладали способностью мгновенно исполняться. Человеку, – как, впрочем, и всякому иному существу, – свойственно быть недовольным положением, в котором он пребывает, и стремиться к лучшей доле. Не будь этого стремления, жизнь на земле прекратилась бы, ведь отсутствие движения означает смерть. Однако надлежит помнить и о том, что перемены могут завершиться результатами, которых никто не ожидал.
Вероятно, Темный Лорд все же не проявил проницательности, которую ему приписала африта, потому что отвел глаза с видом слегка смущенным и в то же время рассерженным.
– Разумеется, – процедил он, – разумеется. А ты, Петтигрю, ты-то уловил суть?
Петтигрю отчаянно заморгал, пытаясь сообразить, какой ответ должен понравиться своенравному хозяину, но озарение не спешило его посещать, а Лорд начал проявлять нетерпение.
– Это история про Поттера, – сказал Петтигрю наконец, – который опять нашел какую-то штуку. Вечно он что-нибудь находит, хуже всякой крысы, право. Только я не понял, ему что, память отшибло? Он ведь три раза за этой шкатулкой приходил, и никак не мог вспомнить, что уже ее когда-то видел.
Волдеморт откинул голову и расхохотался. Петтигрю украдкой огляделся, выбирая местечко посуше и поровнее и готовясь к очередному Crucio.
– Вот, Шахерезада, таковы мои слуги, – сказал Волдеморт, отсмеявшись. – Удивительно ли, что я все еще не преуспел в своих начинаниях?
– Мой повелитель, – кротко отвечала африта, – достоинство слуги не в уме, а в исполнительности. Твоим подчиненным не обязательно думать, ведь ты думаешь за них, о великий!
Петтигрю поглядел на Шахерезаду с неописуемой признательностью во взоре.
– Да, – признал Волдеморт без ложной скромности. – Я буду думать за всех. Исполнительность… пожалуй, ты права. Что же касается умников, любопытно было бы узнать, где обретается Северус Снейп? Мне бы хотелось побеседовать с ним, и когда он наконец обнаружится – не моя вина, а его беда, если наш разговор не придется ему по вкусу.
Волдеморт плотоядно улыбнулся, Петтигрю мерзко захихикал, а Лестранж злобно оскалилась.
– Ступай в кувшин, Шахерезада, – велел Волдеморт. – Ты меня развлекла, но довольно на сегодня вымышленных историй, ибо я собираюсь делать историю настоящую!
Такова была вторая ночь.
– Да как кому-то в голову пришло, что я смог бы променять родителей на эту чертову славу, от которой сроду ничего, кроме неприятностей, не видел! – вскричал Гарри с возмущением.
– Хозяин меня звал? – кисло спросил соткавшийся из воздуха Кричер.
– За каким дьяволом ты мне сдался, урод? – рявкнул Гарри. – Хотя нет, не уходи. Стой, я сказал!
Кричер, злобно ворча, обернулся.
– Видишь этого филина?
Гарри махнул рукой в сторону гардероба. Кричер бросил взгляд на неподвижную птицу и как-то присел и съежился.
– Кричер видит, хозяин, – пискнул он.
– Не знаешь, откуда она?
– Нет, хозяин, этого Кричер не знает, – Кричер старательно отвел глаза и уставился в холодную топку камина.
– Ты ведь не врешь мне? – с подозрением спросил Гарри.
– Кричер не может солгать хозяину, даже если бы захотел, – угрюмо ответил эльф.
– Верно. Ну, убирайся.
Гарри снова уткнулся в книгу, перечитывая коротенькую историю о Немузыкальной Шкатулке раз за разом, пока не убедил себя, что это лишь вымысел, чей-то нелепый вымысел, и не утешился. Единственное, что продолжало его раздражать – это возня и шелест в углу.
– Я же сказал тебе убираться, – буркнул он, не поднимая взгляда.
– Разве? – послышался мягкий, долгожданный голос.
– Директор, – Гарри так и подскочил. – Вы здесь! Как же я рад вас видеть, если б вы знали!
– Я знаю.
На сей раз гость подошел поближе, так что Гарри мог рассмотреть его во всех подробностях. Не сделайся Дамблдор несомненным привидением, можно было бы сказать, что он выглядит куда лучше и здоровее, чем в бытность директором Хогвартса. Сегодня Гарри не торопился задавать вопросы. Некая преграда внутри сдерживала нетерпение, подобно плотине, и он дождался, пока Дамблдор не заговорил первым.
– Как тебе вторая история Шахерезады, Гарри?
– Никак, – холодно ответил Гарри. – Чепуха и выдумка. Как и любая сказка.
– Ммм. Вот ты, значит, какого мнения о сказках?
– Какого еще о них можно быть мнения? Шкатулки, чаши, совы, джинны, африты… Что это кстати, за существа, африты? Я думал, они смахивают на троллей – такие же огромные и уродливые. А эта Шахерезада очень даже ничего, по крайней мере, на картинке.
– Что за существа африты? – в задумчивости повторил Дамблдор. – Не путай их с джиннами. Те и в самом деле безобразны, скудоумны, к тому же склонны впадать в буйство при малейшем противоречии. Африты же в телесном своем воплощении ничем не отличаются от людей и соблюдают все присущие людям обыкновения. Известны случаи, когда африты – преимущественно женского пола – вступали в брак с обычными людьми и, насколько мне известно, такие браки бывали чрезвычайно счастливыми. Африты вообще неравнодушны к человеческому обличью, предпочитая его всякому иному, хотя им не составляет труда воплотиться в любое существо, какое они только изберут. Женщины-африты, как правило, хороши собой и чрезвычайно обаятельны; мужчины, впрочем, некрасивы и обладают характером вспыльчивым, неуживчивым и сварливым. Однако и с теми, и с другими обращаться следует осторожно, ибо все они мстительны и коварны и не упустят никакого поступка, ни злого, ни доброго. При том не следует забывать, что все-таки они – не люди. А забыть об этом легко. Они очаровывают, Гарри, привязывают тебя к себе, заставляя оставить всякую предусмотрительность.
– Откуда вы знаете?
– Мне доводилось с ними общаться. Очень тесно общаться, – Дамблдор поправил ненужные теперь очки. – Как ты думаешь, кто сделал Риддлу такой подарок?
– Значит, раньше Шахерезада принадлежала вам? – ахнул Гарри.
– Так же, как и сейчас. Африты – не рабы, их нельзя продать или подарить. Приобрести африта можно единственным путем: найти сосуд, в который он был заключен, и сломать подлинную печать Соломона, его удерживающую.
– А Темный Лорд сломал, я видел, – заметил Гарри.
– Фальшивую, мальчик мой. Согласись, было бы подозрительно, если бы горлышко кувшина с афритом заткнули пробкой.
– Да, действительно. А эта… африта может убить Вол… Того-кого-нельзя-называть?
– Нет, этого она сделать не может, но может заманить его в ловушку и тем погубить.
– Но если она его погубит, как же тогда я? – возмутился Гарри.
– Не ты ли недавно говорил, что не желаешь быть героем?
Филин издевательски расхохотался, взлетел и с лязгом приземлился на клетку, загремев ею и разбудив Хедвиг. Сова испуганно вскрикнула.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – опомнился Гарри. – Можно подумать, мне придется жить с афритом!
– Никогда не говори «никогда», – Дамблдор пожал полупрозрачными плечами. – К тому же, знания лишними не бывают.
– Вы так считаете? – сухо осведомился Гарри. – В таком случае, не поделитесь ли со мной своими знаниями о хоркруксах? Потому что, не в обиду вам будь сказано, директор, я уверен, что никто из знакомых мне людей в отличие от вас не торопится расстаться с земными страстями во имя безграничной свободы.
Тут филин захлопал крыльями и загрохотал клеткой, подняв столько шума, что куда там незабвенному Пивзу; завопила возмущенная Хедвиг.
– Пшел вон, проклятый!
Гарри вскинулся, замахал руками… и проснулся.
Весь день Гарри пытался связаться с Гермионой, чтобы просить у нее совета относительно своих странных сновидений, и с Роном, который хоть и не мог помочь ему советом, всегда рад был его выслушать и посочувствовать. Однако их не оказалось ни дома, ни в полумертвом Хогвартсе, и Гарри в отчаянии махнул на все рукой и вышел прогуляться.
При виде месяца, застрявшего среди уродливых флюгеров и дымовых труб дома на Гриммаулд-плэйс, у Гарри вдруг защемило сердце – таким одиноким и потерянным выглядел этот громадный кусок камня, вращающийся в ледяной пустоте и обреченный всегда сиять чужим, отраженным светом.
Прогулка пошла Гарри на пользу, холод сковал беспорядочное мелькание замыслов и планов, сменявших друг друга, и в голове прояснилось. Домой он вернулся поздно. Особняк встретил его равнодушно; тишина в нем стояла такая, что единственным звуком, который Гарри слышал, был стук его собственного сердца, разгоряченного прогулкой. Скинув плащ, потирая озябшие, красные руки, Гарри поспешил в гостиную, к растопленному камину, отодвинул мешавшее ему кресло и ахнул: на сиденье устроился Кричер, примостив на мосластых коленках знакомый том «Арабских ночей». Должно быть, эльф читал – палец его машинально вел по строчке, а кончик языка был высунут от непривычного умственного усилия. Домовик и Гарри уставились друг на друга, оба пораженные неожиданной встречей.
– Да как ты посмел!.. – голос Гарри сорвался на возмущенный фальцет.
Кричер отшвырнул книгу, как будто она раскалилась и обожгла ему живот, и выпрыгнул из кресла, едва не сбив Гарри с ног.
– Стой! – Гарри снова обрел голос, но зато окончательно потерял терпение. – Ах ты, маленький ублюдок!
Кричер припал к полу, растопыренные острые локти торчали вверх, словно крылья подбитого нетопыря. Но смотрел он без страха – в огромных вытаращенных глазищах застыло выражение ненависти и вызова, и рука Гарри, занесенная для удара, невольно опустилась.
Впервые облачко сомнения затенило ослепляющее солнце праведного гнева, и непрошеная мысль промелькнула у Гарри: «Остановился бы Сириус сейчас?» Ответ пришел незамедлительно: Сириус никогда не знал сомнений и жалости.
– Кричер, – сказал Гарри тихо, – я не стану тебя бить. Зачем ты взял книгу?
Увидеть, как ненависть на мордочке Кричера сменяется привычной брюзгливой гримасой, было облегчением; Гарри и не подозревал, как это, оказывается, неприятно, когда тебя ненавидит тот, кто не в силах ответить тебе ударом на удар.
– Кричера попросила хозяйка, – эльф подобрал том и положил его на кресло, опасливо косясь на Гарри.
– Ты еще помнишь, что это я – твой хозяин? – холодно спросил Гарри.
Кричер строптиво оттопырил нижнюю губу, что определенно его не украсило.
– Как старая мегера узнала про книгу?
– Я не знаю, – прошипел Кричер.
– Что же это: о чем тебя не спросишь, ты и не знаешь? – подозрительно прищурился Гарри. – Приказываю тебе отвечать на вопрос.
– На который?
«Я его убью», – свирепо подумал Гарри, а вслух рявкнул:
– На все!
– Кричер не может забыть, что Гарри Поттер его хозяин, потому что Гарри Поттер напоминает Кричеру об этом каждый день, и не по разу. Кричер не знает, как хозяйке стало известно про книгу, – Кричер последовательно подошел к исполнению приказа. – Если Кричер чего-то не знает, как он может ответить? Злобный хозяин издевается над бедным домовым эльфом!
– Сдается мне, что это ты надо мной издеваешься, – Гарри в изнеможении рухнул в кресло и взвыл: окованный медью переплет фолианта воткнулся ему в копчик. – Катись отсюда! И если ты ухмыльнешься еще раз, еще один только раз, я лично задушу тебя, а труп сожгу в камине!
Это была промашка с его стороны, – вопреки угрозе рот домового эльфа растянулся в широкой ухмылке, которая витала в воздух подобно улыбке Чеширского кота еще какое-то время после того, как Кричер исчез.
– Что же заинтересовало портрет безумной старухи в этих старых сказках?
Гарри раскрыл фолиант.
– Ох, нет, – пробормотал он устало. – Сейчас я не сплю, а стало быть, брежу.
Новая миниатюра расцвела на пергаменте, подобная клумбе волшебных цветов, хотя те, кто были на ней изображены, не обладали красотой цветов и менее того – их невинностью. Черные одеяния Волдеморта сливались с занавесом промозглой тьмы, колыхавшейся за троном; Лестранж нервно постукивала палочкой по запястью; сонм безликих людей – или призраков – слепо глядящих сквозь узкие прорези масок, оттенял пестрое великолепие райской птички – Шахерезады. Африта повернула голову, поднялись насурьмленные веки, черные глаза взглянули прямо на Гарри, и он готов был поклясться, что слова, проступившие на странице, произнесла сама африта, и что обращены они были именно к нему. А надпись гласила:
– Сегодня, – произнесла Шахерезада, – я покажу тебе нечто забавное и удивительное, о царь времени. Прикажи поставить сюда вон тот треножник (тут африта указала на старую погнутую жаровню, невесть зачем пылившуюся у стены).
– Не делайте этого, Лорд, она замыслила предательство, – хрипло выкрикнула Лестранж.
– Драгоценный повелитель, твоя раба желает лишь развлечь тебя, – с этими словами Шахерезада склонилась перед троном и, преклонив колено, почтительно коснулась губами края мантии Темного Лорда.
– Мне надоели твои предупреждения, Белла. Я знаю, кому мне следует доверять… никому. По мановению руки Волдеморта жаровня очутилась в месте, указанном афритой. Та поклонилась еще раз, а затем позвала: «Агни», и яркий огонь запылал в ответ на ее зов. Шахерезада тряхнула над жаровней широким вышитым рукавом, в пламя посыпались сухие травы и, сгорая, наполнили воздух пряным ароматом, таким сильным, что у Беллатрикс Лестранж, стоявшей к жаровне ближе всех, закружилась голова. Чтобы не упасть, ей пришлось опереться о руку Гойла, очень кстати случившегося рядом.
Шахерезада же произнесла несколько ритмичных строк на незнакомом гортанном языке, и дым от трав сгустился, сделавшись из белого синим, а затем почернел и полностью скрыл жаровню, после чего рассеялся так же внезапно, как появился.
Жаровня исчезла, вместо нее на полу стояла металлическая голова бабуина, в глазницах которой пылали раскаленные угли. Шахерезада подняла эту голову и показала ее Волдеморту, вслед за чем спросила, обращаясь к металлической обезьяне:
– Слышишь ли ты меня, Ашима?
Обезьянья голова разомкнула безобразные отвислые губы – при этом наружу вырвался сноп искр и легкий дымок – и произнесла скрипучим голосом:
– Слышу тебя, посланница духов.
– Готов ли ты отвечать на вопросы, Ашима?
– Отвечу на любой вопрос, посланница духов.
– Ты можешь задать Ашиме три вопроса на твой выбор, о могущественнейший из мудрейших, – объявила Шахерезада, а павиан вращал глазами-угольями и собирал складками низкий лоб.
– Только три? – Волдеморт задумался. – Скоро ли я стану повелителем мира?
– Ты так торопишься? – насмешливо прохрипела голова. – Отдышись, пока можешь. Из всех сокровищ менее всего ценится воздух, но что ты будешь делать, когда останешься без него? Целый мир не заменит тебе глотка воздуха, торопыга!
– Что это такое? – возмутился Темный Лорд. – По-твоему, это был ответ?
Павиан начал было говорить, на Шахерезада зажала ему рот ладонью.
– Этот вопрос задан не тебе, Ашима, а потому храни молчание! О повелитель, этот волшебный предмет не может изъясняться иначе, как обиняками, – извиняясь, пояснила она. – От него тебе не будет особой пользы, поэтому о серьезных вещах его лучше не спрашивать.
– А зачем мне спрашивать его о неважных вещах? Я не нуждаюсь в пустяковых развлечениях! Скажи мне лучше, африта, можно ли верить тем ответам, которые он все же соизволил дать?
– Ашима всегда говорит правду, – Шахерезада ласково погладила павиана по затылку, и уголья сменили сердитый красный цвет на медовый.
– Значит, мне следует опасаться удушения, – Темный Лорд кивнул. – Вот видишь, некоторую пользу я уже извлек.
Шахерезада осторожно взглянула на него, собралась что-то сказать, но все же промолчала.
– Второй вопрос. Перестань зажимать ему рот, африта. Я имею силу, великую силу, но еще большая сила могла бы подчинить ее. Скажи мне, кто мой самый опасный соперник, Ашима.
– Соперник твой – ты сам, и сам себе погибель, – проскрежетала голова. – И хоть в погибели ты не погибнешь, но в вечной жизни не оживешь, и, познав все сущее, утратишь собственную суть; сделавшись господином всем вещам, обречешь себя на вечное рабство. И виной всему станет то человеческое свойство, которое единственным сумел ты сохранить за пределами обители смертных.
– Ни слова не понимаю, – пробормотала Лестранж.
Волдеморт не сводил взгляда с Шахерезады и металлического оракула в ее руках.
– Обрету ли я то, чего больше всего жаждет мое сердце? – спросил он тихо скорее самого себя, чем их.
– Я не стану говорить слова, – незамедлительно рек Ашима. – Я покажу тебе.
Человек в черном замер на мгновение, а затем поднес руку к лицу, прикрывая глаза; судорожный всхлип вырвался из его груди.
С воплем ужаса ринулась к нему Лестранж, а за ней и другие.
– Стойте! – крикнула Шахерезада, и столь повелителен был ее голос, что на мгновение замерло все вокруг. Этого мгновения ей хватило, чтобы швырнуть говорящую голову оземь, где та снова превратилась в жаровню, и, взбежав по ступенькам трона и склонившись к самому лицу Волдеморта, прошептать некие слова.
– Это морок, – произнесла она громко. – Наваждение. Пусть развеются чары!
Африта хлопнула в ладоши, и Темный Лорд выпрямился.
– Она ищет вашей погибели, мой Лорд, – Лестранж брызгала слюной, – ее нужно уничтожить!
– Все в вашей воле, мой повелитель, – смиренно потупила голову Шахерезада. – Безмерны мои сожаления о том, что предполагаемая забава огорчила тебя и расстроила. Позволь же рассеять рассказом твою грусть, о царь живущих!
– Уж не думаешь ли ты, африта, – высокомерно молвил вполне оправившийся Волдеморт, ставя тавро своего взгляда на белый лоб Беллатрикс, – будто мелкий обезьяний мошенник может всерьез расстроить меня? То, что он мне показал… – тут Темный Лорд коснулся рукой виска, будто пытаясь уловить ускользающее воспоминание, – впрочем, никого из вас это не касается. О чем будет твой рассказ, Шахерезада?
– О том, как боги затеяли спор, и пригласили рассудить их простую смертную, – с готовностью ответила Шахерезада.
– Где-то я уже такое слышал, – заметил Волдеморт. – Ну хорошо. Начинай.
* Афина Совоокая (др.-греч.)
** Nictea scandiaca – полярная сова
Strix aluco – серая неясыть
Glaucidium passerinum – воробьиный сыч
Bubo bubo – филин
Tuto alba – сипуха
Otus asio – ушастая сова