ПРОЩАЛЬНАЯ СИМФОНИЯ

Автор: Soleil, soleil31 (at) mail (dot) ru

Возрастная категория: 10+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 10-летнего возраста)

Главные герои: Северус Снейп, Гарри Поттер

Размещение: За разрешением обращайтесь к автору.

Весна моей жизни была холодной и резкой, как порыв сквозняка в заброшенном старом доме.

Я был не слишком желанным плодом неудачного союза двух людей, соединившихся в результате странной прихоти судьбы и пожалевших об этом, должно быть, раньше, чем были съедены последние крошки свадебного пирога.

Мои родители ругались часто по поводу, но еще чаще – без. Отец был простым человеком, не склонным к сантиментам и полагавшим, что лучшим способом воспитания ребенка будет просто оставить его в покое. Я благодарен ему за это до сих пор, но больше мне нечего сказать о мужчине, от которого я унаследовал лишь фамилию.

Ум, способности, въедливая скрупулезность и черты лица достались мне от матери. О последнем из упомянутых наследств я сожалел несколько раз в своей жизни, но, ты знаешь, при мыслях о тебе – никогда.

Ведь сожаления могут пробудиться в человеческой душе, только пока на что-то надеешься.

Думая о тебе, я не надеюсь ни на что.

Я прожил больше двадцати лет, руководствуясь соображением о том, что ни на что не надеяться прекрасно. Лучший способ ни в чем не разочаровываться.

Оглядываясь назад, я понимаю, что, наверное, именно эта сырая, промозглая весна навсегда выстудила что-то в моем сердце.

Нелюдимый, болезненно замкнутый, застенчивый от природы ребенок может вырасти спокойным и уверенным в себе человеком, открытым людям.

Нелюдимый, болезненно замкнутый, застенчивый от природы ребенок, вынужденный слушать каждый день крики, доносящиеся до него сквозь тонкие стены, рано или поздно построит свою – глухую и огромную.

Ту, что отгородит его от мира.
Ту, через которую не будут слышны ничьи крики.
Ту, которую построил я сам.
Ту, которая защищала меня всю жизнь.

Слишком поздно я понял, что она и стала моим проклятьем.

Я хочу, чтобы ты осознал одну вещь. Я не оправдываюсь, нет. Я объясняю. Это не одно и то же. Ты поймешь это, когда станешь старше.

Впрочем, возможно, понял уже и сейчас.

Ведь я ни на миг не забываю, как рано пришлось тебе повзрослеть, и что жизнь твоя началась с лютой зимы.

Мое лето было давящим и душным, как спертый воздух в долго непроветриваемом классном помещении, сквозь окна которого льются прямые потоки злых солнечных лучей.

Я прибыл в школу угрюмым, неопрятным мальчишкой, не умевшим ни дружить, ни делиться, потому что никогда не имел того, что мог бы разделить с кем-то. Приобретенная с детства страсть к чтению и мыслям заменила мне общение, как выдуманный мир заменил для меня мир реальный. Я поглощал книги, словно запойный алкоголик дешевую выпивку, не понимая, как страстно жажду признания тех людей, которых приучал себя презирать, наслаждаясь ответным презрением с упоением мазохиста.

Каждый день я приносил новый камень для моей растущей стены, отделяя себя от окружающих все сильнее, вызывая неприятие все ожесточеннее, копя свое недовольство со все большим упоением.

Сверстники играли в забавные игры, которые я считал для себя слишком детскими. Сверстники вели разговоры, которые я считал для себя чересчур легкомысленными. Сверстники устраивали вечеринки, которые я находил скучными.

А еще сверстники влюблялись. И это было самым большим идиотизмом из всего, что делали эти болваны.

Мне потребовалось почти двадцать лет, чтобы признаться самому себе в том, почему в те годы я запрещал себе смотреться в зеркало.

Это признание могло бы принести облегчение, если бы я знал, как попросить прощения у того угрюмого, мрачного, неопрятного мальчишки, которого я заставил поверить в то, что его никто никогда не сможет полюбить.

Но я не знаю, как попросить у него прощения.

Возможно, именно поэтому я так и не научился прощать других.

Я хочу, чтобы ты осознал очень важную вещь. Я не жалею себя, нет. Я пытаюсь понять. Это не одно и то же. Ты поймешь, когда станешь старше.

Впрочем, возможно, понял уже и сейчас.

Ведь я ни на миг не забываю, что ты никогда не боялся быть самим собой, и поэтому лето твоей жизни живет прежде всего в твоем сердце.

Моя осень началась со студеных дождей и принесла лишь сгнившие, черные плоды, источенные червями нехороших идей.

Подобно многим добровольным одиночкам, заключенным в тюрьму собственных мыслей, я начал заигрывания с тем, с чем не след играть человеку.

Да я и так делал лишь то, что людям делать не след.

Люди живут в просторных, ярко и пестро обставленных комнатах. Я выбрал сырое, неуютное подземелье.
Люди верят в силу чувств. Я выбрал веру лишь в силу разума.
Люди тянутся к чужому теплу. Я выбрал холод одинокой постели.
Люди поворачивают лица к свету. Я выбрал тьму.

Поэтому не стоит удивляться, что и она меня выбрала.

Знаешь, ведь если слишком долго вглядываться в бездну, она тоже начинает вглядываться в тебя.

Я был молод и во многом наивен. Наивен хотя бы потому, что искал лекарство от собственной боли, изготовленное не собственными руками.

Тщательно скрываемая, и от этого еще более жгучая жажда быть замеченным, банальное, пусть и объяснимое тщеславие, неутоленные амбиции открыли меня для тех людей, которые казались так похожими на меня самого. Это было лишь внешнее сходство и фальшивое родство, но мне потребовалось ужаснуться, прежде чем я понял это.

Они были так же высокомерны и неприступны, так же закрыты и недобры, как я. И так же, как и я, они были голодны по новым опасным знаниям, воображая, что те сделают их еще более отличными от окружающего их, презираемого ими мира.

Я читаю множество книг, и не все из них посвящены избранному мною искусству. Поэтому я знаю имя Фауста, так же жаждавшего познать новое и заключившего столь же страшный договор.

А еще я хочу сказать тебе, что все Мефистофели так похожи между собой! И в первую очередь тем, что каждый из них – лжец.

Мне не нужно просить тебя понять это, когда ты станешь старше. Ведь я знаю, что ты понял это, еще будучи совсем ребенком, понял, черпая понимание во врожденной чистоте своего сердца.

И ты вряд ли поверишь, если я скажу, что именно это и есть самое большое различие между нами.

Я хочу сделать признание, которого ты так ждешь.

Я считаю себя монстром.

Чтобы признать это, я должен был совершить больше, чем ошибку. То, что я сделал, было преступлением.

Преступлением, которое вскормила чужая ложь, и которое мне не оправдать никогда.

Осознание этого вытатуировано в моем сердце ярче и сильнее, чем горящий знак на моей коже.

Каждый день внутреннего душевного Круцио, дозированного гомеопатическими дозами, острого и прицельного, как удар копьем.

Вот моя жизнь.

Ну, что, теперь тебе стало легче?

Прости. Моя ирония отвратительна.

Ведь я знаю, что тебе ведома жалость.

Я хочу сказать одну вещь, которая покажется тебе чудовищно циничной, а я не знаю слов, которыми мог бы доказать, что это вовсе не усмешка негодяя.

Так вот, я действительно не могу понять, как позволил себе втянуться в тот гротескный маскарад, лишенный при ближайшем рассмотрении даже капли мрачного романтизма.

Черные балахоны, белые маски, ах, какой драматический контраст!

Высокие слова, низкие цели, ах, сколько ядовитой изысканности!

Клятвы в верности, затаенный страх, ах, какое привычное лицемерие!

Меня тянет блевать даже от воспоминаний.

Это было похоже на цирковую буффонаду, на любительский спектакль, дрянной фарс, вульгарную комедийку положений.

В этом не было более – ничего.

Я сменял одну пустоту на другую и старые страхи на новые.

Я не понимаю, как мог так купиться, ведь среди моих многочисленных пороков никогда не было дурного вкуса.

Не презирай меня за то, что покажется тебе сарказмом. Просто поверь.

Я не прошу понять.

Я знаю, что ты не поймешь никогда.

Возможно, именно поэтому я так безнадежно, так отчаянно и так нелепо связан мыслями о тебе по рукам и ногам.

И позволь сказать тебе те слова, что давно царапают мне губы рваными краями той единственной искренности, которую я знал за всю свою неудавшуюся жизнь.

Мысли о тебе – это лучшее и худшее из того, что случилось со мной.

Я перебираю воспоминания о тебе, как обнищавший аристократ жемчужины последней из не заложенных в ломбард фамильных драгоценностей.

Я смакую их, как старое выдержанное вино.

Я погружаюсь в них, как в Омут памяти, их серебристые нити окутывают меня мерцающим коконом, даря самую большую отстраненность от реальности изо всех мне известных.

Их медовая сладость оставляет привкус потери того, чего у меня никогда не было и никогда не будет.

Удивительный, почти философский парадокс, над которым я бы с упоением поразмышлял на досуге, не стань этот парадокс осью, на которой держится моя жизнь.

Но ни одно из моих воспоминаний и ни одна из моих мыслей не оскорбила бы тебя, я клянусь в этом, мальчик.

Как бы низко я ни пал, я не упаду до того, чтобы мечтать о прикосновении к тебе. Я скажу больше, я бы отверг тебя, даже если бы ты пришел ко мне сам.

Не спрашивай, почему, прошу тебя.

Мысль об этом мучительна, как пытка, и во мне нет силы размышлять, что является для нее причиной.

Я бы умер со стыда от одной лишь фантазии и убил бы себя от одной лишь мечты об этом.

Наверное, будь у меня лучший друг, он сказал бы, что я очень, очень больной человек.

Но у меня нет друзей, а в зеркала я не смотрюсь с самой юности.

Поэтому нет никого, кто мог бы мне такое сказать.

Если бы ты знал, как смертельно я боялся наших занятий! Я приложил столько усилий, чтобы ты не смог овладеть искусством чтения мыслей. И никогда в жизни я не был напуган так сильно, как когда тебе удалось ворваться в мое сознание. Что случилось бы, если бы ты увидел, если бы понял, если бы открыл меня?!

И все же я борюсь с чудовищной слабостью, нашептывающей мне на ухо: “Тогда тебе стало бы легче”…

Знаешь, сейчас я с отчетливой, кристальной ясностью осознаю, что ты не веришь ни одному моему слову.

В этом нет ничего удивительного.

Я не поверил бы сам, если бы не знал, что все это чистая правда.

Как и когда это случилось?

Я помню тот миг, будто это происходит со мной и сейчас, будто это происходит до сих пор, будто это мгновение растянуто по всей ткани моего существования.

Однажды я заглянул в твои упрямые крыжовенные глаза, в которых плескалась привычная ненависть, и вдруг что-то внутри меня словно взорвалось, причинив почти физическую боль. Я не спал всю ночь, пытаясь понять, а наутро дал себе ответ, который не мог быть правдой.

Но он был ею.

Мое время заканчивается, но я приветствую этот исход как окончание своей зимы.

Я слишком устал, чтобы бояться, и слишком давно ждал искупления, чтобы сожалеть.

Как любое человеческое существо, я чувствую в самых потаенных глубинах души отголоски безмолвного ужаса перед неизвестностью, но на сей раз я не дам победить себя страху.

Сейчас я заканчиваю последнее в череде тех бесчисленных писем, что я никогда не отправлю тебе, и прежде, чем лист пергамента станет горсткой холодного пепла в камине, я напишу то, чего никогда не писал до этого раньше.

Я жду нашей последней встречи еще и потому, что твердо знаю одну очень важную вещь.

Я больше не жалею о всей своей темной жизни, потому что в самом конце ее меня будет ожидать вспышка света.

У конца моей зимы и у той весны, которая откроется мне там, за завесой вечности, будет твое лицо.

~~Конец~~ 

Текст размещен с разрешения автора.

[ Home ] [ Мир Толкина ] [ Гарри Поттер ] [ Weiss Kreuz ] [ Всякая всячина ] [ Галерея ]