Автор: Rendomski, rendomski (at) pochta (dot) ru
Бета: Цузуки Асато
Возрастная категория: 10+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 10-летнего возраста)
Размещение: Пишите… и дано будет вам!
ПРАВОВАЯ ОГОВОРКА: Все герои Дж.К. Роулинг принадлежат Дж.К. Роулинг.
От автора: Благодарю viola, Lecter jr и Леночка за ценные замечания :)
– Как-то быстро в этом году листья пожелтели, правда? – девушка в стёганой куртке пытается завязать разговор с высоким рыжим парнем, но тот лишь рассеянно кивает в ответ. Не самое оригинальное и не самое удачное начало разговора. Тем более что, ручаюсь, всё с этими листьями в порядке. Каждый год одно и то же: листья начинают желтеть, когда эти сорванцы, вернувшиеся после летних каникул, втягиваются, наконец, в учёбу и немного притихают. Позже они, видимо, приустав, расходятся с новой силой; как назло, одновременно начинаются дожди, слякоть, грязь натаскивается галлонами – и так до Рождества. Но каждый листопад у меня выходит вроде как передышка. Разве что один-другой драчун попадётся, или девчонки-первоклашки соберут букет из осенних листьев да рассыплют в коридоре. Можно чем-нибудь и для души заняться: к примеру, начистить потускневшую вывеску «Школа Чародейства и Колдовства Хогвартс».
Смешок. С чем только жизнь не шутит. Я – и в Хогвартсе…
***
«Аргус, ну не грусти, пожалуйста! Тебя наверняка уже через годик возьмут в Хогвартс!»
Ида выглядит необычно взрослой и серьёзной в этой своей новой чёрной униформе, но смеётся она по-прежнему, и румянец на щеках выдаёт волнение, будто перед детским праздником. Ещё бы! Завтра она, счастливица, отправляется в Хогвартс, школу, которой бредят все дети волшебников в предвкушении своего одиннадцатилетия!
Мама с трудом вытаскивает её из униформы, ещё раз проверяет все вещи; папа сдержан как обычно, но всё же не может скрыть гордости. Ида у нас – герой последней недели.
Я старательно пытаюсь присутствовать в центре событий и одновременно не путаться под ногами. Ну почему, почему мне и десять-то исполнится ещё только через месяц? Я не замечаю скрытой тревоги в глазах родителей, тревоги и надежды – а вдруг ещё всё обойдётся? А вдруг то, что с их мальчиком никогда не происходило ничего необычного, как с другими детьми волшебников, ещё не повод для тревоги?
«Тебя наверняка уже через годик возьмут в Хогвартс…»
Я так и не дождался приглашения в Хогвартс на следующий год. И ещё через год тоже… Тогда мы с отцом поехали к директору.
«…пусть ваши профессора глянут на моего ребёнка сами… какая-то ошибка… да у нас в семье все чистокровные… моя дочь, Идумея Филч, знаете… Этого не может, просто не может быть!»
Может. Всё может быть. И вышло так, что я, Аргус Филч, за всю свою жизнь не смог вымахать ни одной искры ни из одной волшебной палочки, не смог сотворить ни одного заклинания. У меня не оказалось ни капли волшебных способностей. Я был сквибом, позором, обрушившимся на нашу семью.
Тонкий саженец захирел и поник, не успев даже толком укорениться. Любовь близких засохла, как листья по осени. Заржавела, скорчилась до презрения, словно пальчики рябины, любовь отца. В жалость превратилась материнская – в берёзовый листик, похожий на монетку, аккуратный, будто высушенный между страницами книги. И кленовым багрянцем вспыхнула ненависть сестры.
***
Мой кропотливый труд прерывают выкрики на латинском в коридоре. Недовольно ворча, иду разбираться. Глубоко сомневаюсь, что кто-то просто решил поупражняться в языке римских классиков. Опять выясняют отношения…
***
Наш род не был ни старинным, ни знатным, так, обычная волшебная семья, чуть больше кичившаяся чистокровностью в годы расцвета различных Тёмных сил, чуть больше подчёркивавшая свою толерантность в годы их падения. Но сквиб в семье не считался поводом для гордости никогда. Отец надеялся в моём лице заиметь наследника, опору, а тут… С момента рокового диагноза я перестал для него существовать и вспоминался лишь для того, чтобы выразить какие-либо сомнения в чистоте маминой генеалогии или упрекнуть её в том, что она не захотела больше детей («Может, хоть из кого-нибудь да вышел бы прок»). Он стал больше внимания уделять Иде, но девочка есть девочка, со временем она уходит в другую семью.
Первые годы отцовское презрение меня угнетало, я мечтал поскорей вырасти и уйти на все четыре стороны. Но постепенно в ответ на него я взлелеял в душе злобу, упрямство. Я оставался в родительском доме сколько было возможно, принимая все предназначенные мне колкости и наслаждаясь той болью, из которой они происходили, которую я причинял своим присутствием.
***
Ну так и есть. Один, согнувшись от неудержимого хохота, прислонился к стенке, другой стоит над ним с палочкой. Девчонки рядом то ли ахают, то ли похихикивают.
Как же они не осознают всей ценности своих способностей, во что они обращают свой волшебный дар, за десятую долю которого один мальчик много лет назад готов был отдать десятки лет своей никчемной жизни…
***
Жалость подкралась, вытесняя угасавшую Надежду. Когда было переговорено со всеми знатоками, когда были перепробованы все средства, все учителя, спасавшие, казалось, даже самых безнадёжных, способные, по слухам, выучить колдовать даже последнего маггла. Жалость, раздражавшая не меньше отцовского презрения. Мама стала относиться ко мне как к инвалиду или слабоумному, хныкала надо мной по поводу и без повода, постоянно заботилась о том, чтобы я не попадался на глаза отцу, однако гордость волшебницы не позволила ей отправить меня в маггловскую школу-интернат. Так я и болтался между двумя мирами: днём – в местной школе, где так и не вписался в общество магглов, вечером – дома, где был чужим. Найти работу после школы оказалось практически невозможным: к магглам я так и не пристал, а в волшебном мире постоянно натыкался на: «Ну да, парень, для этого, конечно, ничего волшебного не требуется, но всё же хотелось бы, чтобы ты хоть немного мог палочку в руках держать». Перебивался я различными мелкими работами, заработанных средств едва хватало на самостоятельное существование в родительском доме. Мама продолжала жалостливо совать мне какую-то холодную еду и мелкие деньги, выклянченные, как я догадывался, у отца или Иды. Любые отказы или возражения явно служили ей лишним подтверждением, что «малыш» нездоров.
***
«Так, что здесь происходит? Наказание, завтра в семь – обоим! Ты чего тут ухмыляешься – живо помоги отвести его в госпиталь! Чего? Сам можешь снять заклинание? Может, ещё и медбратом устроишься? А ну, брысь!»
Надо же. Рэйвенкло. Идин факультет.
***
Ненависть тоже пришла постепенно, когда оказалось, что брат-сквиб – это не только жертва родительских чудачеств, но и палач твоей собственной жизни. Когда стали украдкой шептаться однокурсники. Когда тебя стали дразнить им в ссорах. Когда его стали поминать, оценивая твои способности (которых у тебя хватало). Когда его стали брать в расчёт, изучая твои перспективы как невесты.
Надо отдать должное – Ида боролась долго. Отбивалась, игнорировала, плакала. Но противостоять всем: друзьям, родителям, просто окружающим – у неё сил не хватило. И она выбрала путь наименьшего сопротивления – ненависть. Она издевалась надо мной, игнорировала меня, избегала, как можно меньше бывала дома, который я отравлял своим тлетворным присутствием. Ида искала работу – но у неё за спиной маячила тень брата, пыталась выйти замуж – но и тут родители запугивали молодых людей вероятностью рождения детей-сквибов. Она рвалась из дому, билась, боролась, доказывала… И проклинала, проклинала, проклинала меня…
В конце концов она-таки вышла замуж, не по любви и не по расчёту, а, считай, за первого согласившегося. Родители фальшиво улыбались, прекрасно осознавая ситуацию, и лишь я, застав её наедине, в лицо высказал всё, что думал:
«Ида, пожалуйста, не делай этого. Хочешь – я уйду, исчезну, но не выходи за него. Проклятие, я же всё понимаю и не собираюсь молчать! Ты достойна лучшего, ты добьёшься всего, что пожелаешь, не отчаивайся, не ломай свою жизнь из-за меня!»
И тогда прозвучали слова, страшные, холодные слова:
«Да, я хочу, чтобы ты ушёл навсегда. Чтобы ты исчез из моей жизни. Не смей указывать мне, выродок, что делать, а чего нет. И не думай, что тебе под силу как-либо влиять на мою жизнь! Ты – ничто!»
Ида повернулась и вышла, но даже и останься она рядом – сестры у меня больше не было. Была лишь ненависть.
Ида не нашла счастья в браке. Разочаровавшись на семейном поприще, она бросилась реализовывать себя в работе, где-то постоянно училась, совершенствовалась, что-то осваивала – словом, продолжала доказывать миру, что не имеет ни малейшего отношения к своему брату-сквибу. Отныне её не связывала с ним даже фамилия…
***
Вечером, по возвращении в свою каморку, за чаем вытаскиваю чистые листы бумаги и составляю протоколы на каждого из этих сорванцов. Та-ак, Бэгшот у нас уже проходил, что там… ах, да. Кидался снежками в коридоре в прошлом году. А вот второго ещё не знаю (набрасываю словесный портрет, потом спрошу у профессора Флитвика). Я своё дело знаю, на каждое происшествие составляю протокол с приложением изъятого, ежели оное имеется, на каждого уличённого отдельная папочка, а папочки по алфавиту разложены по ящичкам. Красота и порядок! Может, директор Дамблдор взял меня на работу только из сострадания, но, клянусь, сожалеть ему не приходится. Вот ещё разрешил бы мне подвесить парочку этих мерзавцев цепями к потолку для острастки, тогда вообще настала бы тишь да гладь! Не волшебник я, но точно ничем не хуже некоторых, взять хоть и этого придурка Хагрида… Кстати, это не его ли шаги и бас на входе?
***
– Хагрид сказал, что вы хотели меня видеть, ди…
Я осёкся, встретившись с неприязненным взглядом отца, и ответил ему равной неприязнью. Стоявшая чуть поодаль мать ахнула и вскинула руку к губам.
– А он-то что здесь делает, мистер Дамблдор?
– …надеюсь, что это ненадолго, поскольку я здесь явно лишний.
– Заходите, Аргус, заходите, – Дамблдор непостижимым образом оказался у меня за спиной и закрыл дверь, отрезая путь к отступлению. – Присаживайтесь, дамы, господа. Осмелюсь предложить чаю.
Приглашённые кроме нас троих профессора МакГонагалл и Флитвик сели за стол, но ни я, ни мои родители не двинулись с места.
– Мистер Дамблдор, я вынужден согласиться с этим человеком, его присутствие здесь совершенно нежелательно.
Директор лишь блеснул глазами, благодушно улыбаясь.
– Мистер, миссис Филч, поскольку дело, некоторым образом, семейное…
– У меня нет семьи, я, слава Мерлину, холост.
– …то я пригласил и Аргуса. Аргус, боюсь, что вас ещё не поставили в известность относительно некоего прискорбного инцидента, из-за которого мы, собственно говоря, и собрались, нет? – улыбка директора чуть померкла. – С вашей сестрой, увы, произошла неприятность.
Мать, побледнев, поставила на стол корзинку, из которой тут же вылезла и отряхнулась обыкновенная серо-палевая кошка…
***
Директор и профессора тихо совещались в углу. Мать тупо глядела перед собой невидящим взором. Отец нервно расхаживал по кабинету. Кошка беззаботно лакала сладкий чай из моего блюдца.
Происшедшее просто не укладывалось в голове. Анимагия (что ж, это вполне в духе Иды)… Куча каких-то непонятных терминов… Необратимое превращение. Хогвартс – последняя инстанция: где найдёшь лучшего знатока, чем Дамблдор? И ещё – профессор МакГонагалл, сама анимаг.
Было даже отчасти забавно наблюдать, как суровая профессор превращается в полосатую кошку и пытается найти с Идой «общий язык». Но характер у новоиспечённой кошки был явно даже похлеще, чем у заколдованной волшебницы…
Директор кашлянул, и все обратили взгляды на него:
– Мистер Филч, – Дамблдор вздохнул. – Поверьте, мы рассмотрели все возможности, все варианты. Но, боюсь, вашей дочери предстоит провести остаток жизни в… данном обличии.
Мать не шелохнулась. Отец, казалось, был готов в любую минуту упасть перед профессорами на колени – как в тот день, когда в этом кабинете стоял я, вдруг пришло мне в голову. На месте кошки. Какая ирония.
– Но… не можете же вы оставить её так! Хорошо, обратный процесс невозможен, но ведь можно превратить её в человека, используя не обратное, а прямое преобразование…
– Мистер Филч, – покачала головой профессор МакГонагалл, – мне очень жаль, но и разумом Идумея уже практически кошка, не человек.
Отец повернулся в нашу сторону. Кошка тёрлась о рукав моего пиджака, и это, похоже, убедило его больше, нежели все слова.
– Это… это все из-за тебя! – прохрипел отец. – И из-за тебя, – добавил он, повернувшись к матери, пронёсся через кабинет и хлопнул дверью. Мать поднялась и с безнадёжной покорностью последовала за ним, не проронив ни слова.
– Нехорошо как-то вышло, – смущённо пробормотал профессор Флитвик. Кошка прошлась по столу, снова села рядом со мной и зашипела на приблизившуюся профессора МакГонагалл.
– Однако, – выражение Дамблдора оставалось серьёзным, но, ручаюсь, в глазах его блеснули характерные искорки. – Аргус, раз так уж вышло, не могли бы вы взять на время к себе нашу, гм, подопечную?
– Конечно, – кивнул я, подхватывая на удивление доброжелательную ко мне миссис Идумею Норрис.
***
Последние ясные деньки, надо пользоваться случаем погреться на солнышке. Вот только ветерок какой-то нехороший, не продуло бы… Работы – всего-то смести листья с лестницы на входе. А с дорожек их пока что сметать незачем – всё равно ещё нападает, да и красиво.
Кошка тоже, извернувшись, подставила солнцу песочного цвета пузо и нежится. И время от времени играючи она цепляет когтями шелестящие мимо разноцветные листья.
Прям какая-то семейная идиллия получается.
~~Finite Incantatem~~
Текст размещен с разрешения автора.