О КОНЯХ И КОРАБЛЯХ

 

 

Авторы: Cara2003 и Zabriskie point

Бета: mittens и Morane

Возрастная категория: 16+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 16-летнего возраста)

Главные герои: Эомер, Лотириэль

Размещение: С согласия авторов.

ПРАВОВАЯ ОГОВОРКА: Данное произведение создано и распространяется в некоммерческих целях, не подразумевая нарушения авторского права.

Примечание: Рассказ был написан для Фандомной Битвы - 2013

 

 

– Государь... Эомер, – однажды за завтраком начала разговор Лотириэль, – а не отправишься ли ты на конную прогулку со своей женой? Со мной, – добавила она зачем-то и вопросительно посмотрела на мужа.

Эомер удивился. Всего месяц минул с их бракосочетания, и весь этот месяц получалось так, что жену он видел только в спальне да за столом. В первое время после войны королю приходилось трудиться, не покладая рук, как и любому рохирриму, чтобы вернуть стране давно позабытое благоденствие. Частенько он возвращался во дворец только чтобы поспать, и сам не заметил, как то, что было сперва необходимостью, со временем превратилось в привычку. Свадьба почти ничего не изменила: Эомер то обсуждал насущные дела с советниками, то тренировался вместе с воинами, то вовсе проводил дни, объезжая свои владения и беседуя с подданными. Лотириэль же, по словам слуг, постоянно находилась в своих покоях, выходя на воздух только для того, чтобы дойти до конюшни.

– А что же тебе мешает, моя госпожа, велеть оседлать коня и прокатиться самой? – Эомер взглянул на жену поверх кубка. – Не думай, что я не рад провести с тобой время, но не стоит отказывать себе в прогулках, даже если меня нет рядом. Ни тварей Сарумана, ни дунландцев в наших краях теперь не водится, опасность тебе не угрожает.

– Я... – она покраснела и огляделась, а затем шепотом продолжила: – Я боюсь лошадей. Уж сколько раз ходила на конюшню, но так и не смогла одолеть свой страх.

– Беда, – Эомер даже головой покачал: любой человек, боящийся лошадей, был в его глазах чуть ли не калекой. Но вспомнив, что жена выросла не в степях Рохана, а в приморском Дол Амроте, решил, что дело поправимо.

– Если так, то собирайся, покатаемся с тобой, пока время есть. Ты не сердись, – в его голосе появилась виноватая нотка, – понимаю, что мало времени уделяю тебе, да вот… два года уже после войны прошло, а столько еще сделать всего нужно, чтобы жизнь наладилась!

– Я понимаю! – Лотириэль даже кивнула, чтобы показать, насколько она понимает горести уже своей страны. – Для меня большая честь, что король Рохана, отложив государственные дела, решил провести свое время с женой, – вспомнив наставления матери, добавила она.

Эомер, посмотрев на нее с удивлением, решил перейти к делу.

– Раз верхом ты не ездила, одежды у тебя подходящей нет. Жаль, сестра всю свою забрала. Может, тебе мои старые вещи взять, которые я носил, когда юнцом был? Чистые, и тебе впору придутся.

Лотириэль вспомнила рисунки в хрониках, на которых эльфийки скакали на лошадях, разодевшись будто бы на праздник, но решила промолчать, хотя наряжаться в мужскую одежду желания не испытывала.

Поспешив в свои комнаты, она позвала Хильд, что помогала ей освоиться в Рохане все это время.

Лотириэль надеялась раскрыть секрет верховых нарядов золовки, но увы: никаких тайн Хильд ей не поведала, сказав только, что госпожа Эовин скакала на лошади хоть в платье, хоть в доспехах. После упоминания вещей Эомера, которые тот предложил жене, Хильд с радостью отвела ее в кладовые, сообщив по дороге, что мерзкие урук-хаи ничего не разграбили, а одежда содержится в чистоте и порядке с тех самых пор, как господин Эомер из нее вырос. Новоиспеченная королева Рохана задумалась. С одной стороны, появляться перед мужем наряженной мальчиком не хотелось, с другой – очень хотелось преодолеть страх перед лошадьми. Королева она или нет?

Не без помощи Хильд натянув на себя штаны, показавшиеся ей узковатыми в бедрах, и рубашку, Лотириэль отправилась на конюшню, но вся решимость испарилась, едва она увидела кобылу, оседланную для нее. Лотириэль медленно сделала несколько шагов. Кобыла задумчиво взглянула на нее и мотнула головой.

– Не бойся, милая, Брюзевирт* смирная и умная. Не понесет, даже если захочешь, – попытался приободрить жену Эомер.

Брюзевирт переступила с ноги на ногу и всхрапнула. Лотириэль сжалась. «Королева должна быть стойкой», – голос матери зазвучал в памяти. Ей было стыдно – перед мужем, перед конюшими, перед Хильд, в конце концов. Но когда Брюзевирт, уставшая стоять на месте, тряхнула головой, стыд отступил перед волной страха.

– Мне что-то нехорошо. Наверное, пояс туго затянула. Зря тебя от дел оторвала, – она говорила все быстрее и быстрее. – Я, пожалуй, пойду. Покатаемся потом. В другой раз, да.

Забыв, что на ней штаны, Лотириэль попыталась подобрать юбку, а когда не вышло – глупо всплеснула руками и, стараясь сохранять изящность и плавность походки, зашагала прочь от конюшни.

Эомер озадаченно посмотрел на конюха. Тот развел руками:

– Это всегда так, ваше величество. Ее величество каждый день к нам приходит. Поздоровается с каждым, на лошадок посмотрит да и…

Он вздохнул.

– Мы уж и так уговаривали, и эдак – ничего не выходит. Боится ее величество. Чуть лошадь шевельнется – глаза в пол-лица, а сама вся до того белая становится, что и меня страх пробирает.

– Позвольте совет дать, ваше величество, – вступил в беседу конюх постарше.

– Говори, говори, – согласно махнул рукой Эомер. Что делать, если жена так и не перестанет бояться лошадей, он не представлял. Вряд ли народ обрадуется такой королеве.

– Я когда сына учил, ваше величество, сперва его перед собой в седло сажал.

Стоявшие поодаль закивали.

– Малой он еще был, ходил еле-еле, но со мной и галопом не боялся. А уж потом, когда подрос да попривык, стал учиться сам с конем управляться. Так я к чему, ваше величество: жену-то и посадите перед собой. Глядишь, с вами ей не так страшно будет, а там и попривыкнет.

Эомер провел рукой по лбу, смахивая спавшие на глаза пряди:

– Пожалуй, так и сделаю. Спасибо за совет.

Лотириэль, услышав топот копыт позади себя, чуть не потеряла сознание от страха. Решив, что «смирная» Брюзевирт вырвалась и сейчас снесет и затопчет ее, она зажмурилась, приготовившись к смерти. Готовность эта поколебалась, когда за ее спиной вместо лошадиного ржания раздался голос Эомера:

– Лотириэль, подожди, выслушай меня. Зря я предложил тебе сразу на прогулку отправиться, ты же не умеешь еще верхом ездить. Давай прокатимся вдвоем на моем коне. Посажу тебя впереди, как детей сажают.

– Боюсь, я слишком велика, чтобы сойти за ребенка, – ехидно улыбнулась Лотириэль и тут же потупилась. – Прости, государь, но мне кажется, твой конь не выдержит нас двоих.

Эомер рассмеялся:

– Файрфут выдерживал меня в полном доспехе, тебя уж он точно стерпит. – И, подъехав к жене поближе, остановился. – Не бойся, упадешь только вместе со мной, а рохиррим с коней не падают.

Лотириэль хотела добавить, что весит определенно больше, чем доспехи, но не успела – Эомер, подхватив жену, посадил ее перед собой и, обняв одной рукой, прижал к себе.

Несмотря на увещевания мужа и его крепкую хватку, страх никуда не делся. Странные, пугающие мысли одолевали Лотириэль. А вдруг Эомер не удержит ее, и копыта коня размозжат ей голову? А вдруг из кустов выскочит отряд дунландцев? А вдруг конь споткнется о камень, Эомер все же упадет и ее за собой утянет? В носу защипало, к глазам подступили слезы, и только гордость не дала ей разреветься, когда Файрфут перешел с шага на рысь.

Эомеру не было нужды спрашивать, о чем думает жена: она застыла в его объятиях, уподобившись мраморной статуе, и даже, кажется, пыталась не дышать. Решив отвлечь ее разговорами, он задал первый пришедший на ум вопрос:

– Отчего ты так лошадей боишься?

– Пустое это... Не стоит и разговор начинать, – пробормотала Лотириэль. – Я буду стараться побороть свой страх, чтобы он не помешал мне исполнять обязанности королевы Рохана...

– Ты не должна сражаться со своими страхами в одиночку, – не отступал Эомер. – Но я не смогу помочь, оставаясь в неведении.

– В детстве я завидовала Амротосу, – после недолгого молчания заговорила Лотириэль. – Он ведь самый младший из моих братьев, и мне казалось нечестным, что его учат обращаться с оружием, ездить верхом, ставить паруса, а мне разрешается только из окна смотреть. Однажды я уговорила брата покатать меня на лошади. Улучила момент, когда взрослых рядом не было, и уговорила. Все было хорошо, пока на пристани не выстрелила пушка. Кобыла брата испугалась, а он с ней не справился. Помню, как медленно переворачивалась земля, меняясь с небом местами. А потом только темнота, и мама плачет…

– Файрфут не понесет, – снисходительно сообщил Эомер. – А с лошадьми у вас обращаться не умеют.

– Дол Амрот дышит морем, не степными ветрами, – Лотириэль пожала плечами. – Я никогда не думала, что стану женой короля Рохана. Мечтала, что однажды в нашу гавань войдет корабль с синими парусами, расшитыми звездами, и все сразу поймут, что на этом корабле прибыл мой будущий супруг.

– Синие со звездами… – задумался Эомер. – Знакомое что-то…

– Да это всего лишь глупые детские мечты, – Лотириэль вспыхнула и попыталась сменить тему разговора. – Почему ты выбрал меня, государь?

– Твой отец… Сама знаешь, как он стал мне другом, – медленно, будто нехотя начал Эомер. – Он предложил скрепить союз наших стран брачным союзом, и я согласился, не раздумывая. Но почти пожалел об этом, когда наш корабль вошел в гавань Дол Амрота. Там, на одном из бастионов, отделяющих крепость от гавани, я заметил девушку. Подставив лицо солнцу, она сидела, прислонившись к камню стены и свесив ноги. Чем ближе мы подходили к берегу, тем яснее мог я различать ее черты, легкие и чистые, как рассветное небо.

Эомер коснулся виска жены, поймал выбившийся из туго заплетенной косы локон.

– Она распустила волосы, позволяя ветру играть с ними. Столько спокойствия было в этой картине, столько мира и, одновременно, столько невинной радости жизни, что девушка показалась мне самой прекрасной из виденных мною женщин. Решив узнать ее имя, я повернулся к твоему отцу и увидел, что он улыбается. «Опять сбежала, – он укоризненно покачал головой, но в его голосе не было ничего кроме радости. – Сбежала и сидит на стене, встречает меня. Еще малышкой была – удирала от матери и сюда, босая… Так и повелось».

Тогда, в гавани твоего города я понял, что нашему браку суждено стать слиянием двух ветров: морского и степного. Дети же наши будут прекрасны, ибо свобода будет жить в их сердцах, неудержимая свобода.

– Я вышла замуж за поэта…

– Нет, – Эомер покачал головой. – Ты вышла замуж за всадника Рохана.

Немного помолчав, он спросил:

– Значит, ты предпочла бы море степям, а корабль – лошади?

– Корабль лошади – определенно, – вздохнула Лотириэль. – А степь... Иногда мне кажется, что она чем-то похожа на море.

– Значит, и у нас с Файрфутом есть шанс? – улыбнулся Эомер.

– Еще я думала, что целоваться на палубе корабля красиво и романтично. – Она снова покраснела. – А как целоваться в седле, даже в самых смелых мечтах не могу вообразить.

– Это не так сложно, как кажется. Показать?

– Рохиррим учат и этому? – Веселье мужа передалось Лотириэль, и она улыбнулась в ответ. – А что еще умеют делать в седле всадники Рохана?

– Всему обучить не обещаю, – ушел от прямого ответа Эомер, – но кое-чем поделюсь.

Он придержал коня, пустив его шагом, и осторожно, стараясь не напугать жену неожиданным действием, поцеловал ее в шею.

Лотириэль не отстранилась от поцелуя, не дернулась, чего он особенно опасался. К его удивлению – и удовольствию – жена обернулась и сама поцеловала его в губы. Эомер не замедлил с ответом.

Файрфут шел все медленнее и медленнее, пока вовсе не остановился, но двое его наездников были настолько увлечены друг другом, что не сразу заметили это.

Наконец, прервав очередной поцелуй, Эомер спрыгнул на землю, снял Лотириэль с коня и похлопал его по шее:

– Иди, мальчик, погуляй.

Файрфут насмешливо покосился, как будто хотел что-то сказать, развернулся и зашагал прочь, помахивая хвостом.

Эомер притянул к себе жену и коснулся губами ее губ, сперва нежно, потом настойчивее, пока она не начала отвечать ему с той же страстью. Целуясь и обнимая друг друга, они опустились в траву, которая вскоре оказалась порядком примята. Забыв о смущении, Лотириэль наслаждалась прикосновениями мужа и сама пылко ласкала его в ответ, но когда Эомер потянул с нее рубашку, и без того уже до конца расстегнутую, замерла:

– А если кто увидит?

– Мы одни, – напомнил ей Эомер между поцелуями. – Одни посреди степи.

Оставив рубашку в покое, он начал стягивать с нее штаны и быстро преуспел в этом.

– Надевать было гораздо сложнее, – пожаловалась Лотириэль, глядя на мужа снизу вверх.

Тот уже скинул с себя всю одежду и опустился на траву рядом с ней. Лотириэль сама потянулась к нему, целуя, обнимая, тормоша, точно игривый котенок. Опомнилась она только, когда поняла, что сидит на муже верхом, оседлав его бедра, а тот не сводит с нее потемневшего взгляда.

– Моя бесстрашная всадница, – он обхватил ее бедра, и Лотириэль почувствовала, как жар разливается по телу. Словно в забытьи, повинуясь его рукам, она чуть подалась вперед, приподнимаясь, а затем начала медленно опускаться.

Лотириэль пришла к мужу невинной, но наивной она не была. Тяжело остаться в неведении о том, что происходит между мужчиной и женщиной, стремящимися друг к другу, если у тебя три брата. К тому же в отцовской библиотеке нашлось несколько занятных книг.

Ей казалось, что она знает, чего ожидать от первой брачной ночи, но действительность оказалась другой. Эомер не нашептывал ей на ухо нежных слов. Он вообще был молчалив – ни хриплых стонов, ни рычания в самый сладкий момент. Зато смотрел так, что ее бросало в жар, а уж целоваться с ним Лотириэль могла бы вечно.

Ей нравилось изучать его тело – пальцами, губами, языком. Нравилось подчиняться, подстраиваться под его ритм, подаваясь бедрами навстречу. Нравилось быть главной, управлять им – как сейчас, неспешно скользя вверх и вниз, дразня, отказываясь ускорить движения. Коса давно расплелась, и волосы, рассыпавшиеся по плечам, колыхались, вторя изгибам тела.

– Должно быть, легенды не лгут, – Эомер коснулся ее груди, провел пальцем по тонкой голубоватой жилке, просвечивающей сквозь нежную кожу. – У тебя в роду были эльфы.

Он притянул жену ближе и повторил этот путь языком.

– Такая хрупкая, такая красивая…

Его губы сомкнулись, и у Лотириэль перехватило дыхание, а низ живота свело сладкой судорогой.

– Не бойся, – сумела она выговорить. – Не сломаюсь.

И сама не поняла, как в следующее мгновение оказалась на траве, подмятая под сильное тело мужа.

А потом только и осталось – его плечи, заслонившие небо, нежная кожа ее бедер, шелест ковыля, соль на губах, его вдох, ее выдох.

После Эомер спал, совсем по-детски приоткрыв рот, а Лотириэль слушала, как стрекочут кузнечики, и пыталась разобраться в себе. Выходило это у нее плохо, поскольку понять, что она чувствует по отношению к собственному мужу, никак не получалось. Уважение? Да. Восхищение? Несомненно. Страсть? Еще какую. Но было и нечто иное, странное, непонятное ей пока, то, чему она не нашла еще объяснения, что еще не смогла облечь в слова. Нежное, хрупкое чувство, заставлявшее сердце сжиматься в предвкушении чего-то большего.

***

На пути домой Лотириэль прижалась к мужу и прикрыла глаза. Сладкая истома все еще не покинула ее тела, и даже ветер казался сейчас нежным. Он ласково касался ее лица, сдувал пряди волос со лба и щек, дышал медом и горечью полыни.

– Эомер. – Она слышала, как бьется сердце мужа – ровно и спокойно. – Может быть, в следующий раз, когда ты решишь доказать мне, что верховая езда не такое уж опасное занятие, закончим там же, где и начнем – в седле?

Затянувшееся молчание заставило ее осознать неприличность подобного вопроса. «Не подобает девице говорить о таких вещах вслух даже с мужем, – вспомнились ей наставления матери. – Особенно с мужем!»

– Эомер. – Она обернулась к нему, чтобы попросить прощения за дурные манеры, и осеклась: во взгляде, устремленном на нее, удивление мешалось с весельем.

– Скажи, из какого кладезя ты черпаешь свои идеи? Никому из моих подданных такое и в голову не пришло бы.

– Но, – Лотириэль совсем смешалась. – Я читала… Эльфийские лорды, знаешь, иногда…

– Что-то ни один из знакомых мне эльфийских лордов не упоминал о подобном.

– Ну, может, просто к слову не пришлось, – Лотириэль задумчиво покусала губу и продолжила: – А вот в хрониках Форменоса написано…

– Поверь мне, когда Арагорн собрал пирушку, чтобы распрощаться с холостой жизнью, только такие, – голосом выделил Эомер, – темы и обсуждались.

– Но я сама читала, как Руссандол и…

– Читала она, – судя по шумному вздоху, ее муж явно начинал терять терпение. – Хроники, о которых ты говоришь, за тысячелетия переписывались столько раз, что уже и сами эльфийские лорды не отличат в них правду от вымысла. Но даже если предположить, что всё там изложено буквально, речь всё равно идёт об эльфах... А я, уж прости, всего лишь человек.

– Ты не всего лишь! – возмутилась Лотириэль. – Ты мой муж! И король Рохана! И великий воин!

– Пусть так, – Эомер легко поцеловал ее в приоткрытые губы, – только осуществить твою идею я все равно не смогу.

– Но почему? – она недоуменно посмотрела на него. В следующее мгновение случилось немыслимое: ее супруг покраснел так, что даже загар не сумел скрыть выступившего румянца.

– Понимаешь… – начал он. – Как бы тебе это объяснить…

И замолчал, покраснев еще гуще.

Гнедой фыркнул и дернул ушами, как будто понял смущение хозяина.

– Дело в том…

– Знаешь, это…

– Просто…

– Да скажешь ты, в чем дело или нет? – не выдержала Лотириэль.

– Если тебе уж так хочется, то попробовать можно. Не уверен, правда, что Файрфут оценит подобные… хм… упражнения на его спине, но ради тебя я готов попытаться его уговорить. Но…

– Но?.. – она продолжала выжидающе смотреть на него, хотя от неудобной позы уже затекла шея.

– Но тогда Рохан может не рассчитывать, что мы обеспечим королевству хотя бы одного наследника престола.

– Это почему? – удивилась Лотириэль.

Эомер буркнул что-то неразборчивое.

– Не поняла.

– Яйца потому что отобью себе на хрен!

То, что Файрфут выбрал именно этот момент, чтобы заржать, встряхнув гривой, было, конечно же, простым совпадением.

***

Нельзя сказать, что с этого дня отношения между супругами резко изменились. Эомер по-прежнему почти не уделял жене внимания, хотя и выезжал с ней на прогулки время от времени. Лотириэль по-прежнему проводила дни в своих покоях, прилежно склоняясь над книгами – столько всего ей нужно было узнать, столько выучить. Правда, с Брюзевирт она все же подружилась. Кобыла и вправду оказалась смирной и ласковой, и если вначале Лотириэль отваживалась лишь на пару-тройку кругов во дворе возле конюшни, то в один прекрасный день поддалась уговорам Хильд и решилась полюбоваться на рассвет из седла. Перешептываясь и хихикая, они сбежали из дворца еще затемно и немало удивили одного из конюхов своим столь ранним появлением на конюшне. Стоило им выехать из ворот Эдораса, как прежние страхи вернулись к Лотириэль. С трудом она удержалась от того, чтобы повернуть назад, больше молчала, невпопад отвечая Хильд, и та, в конце концов, решила оставить королеву ее мыслям. Так они ехали молча в серой предрассветной дымке. Туман такими же серыми щупальцами увивался вокруг, доставая лошадям почти до брюха, и лишь изредка вязкую тишину нарушало звяканье стремени. Вскоре, успокоенная размеренным шагом Брюзевирт, Лотириэль впала в своего рода оцепенение. Она словно спала с открытыми глазами и одновременно ожидала пробуждения от этого странного сна. Все переменилось, лишь только краешек солнца показался из-за горизонта. Небо окрасилось розовым, потоки света хлынули на землю. Истаял туман – как и не было его, лишь редкие белые хлопья еще виднелись кое-где. Влажно заблестела темно-зеленая трава, испещренная синими, лиловыми, золотистыми и белыми пятнами цветов. Загалдели птицы, и сердце Лотириэль встрепенулось, вторя им. Впервые не вспомнила она о доме, любуясь степью, а просто смотрела на нее, радуясь неизвестно чему – то ли началу нового дня, то ли своей храбрости, то ли просто тому, что живет на этом свете. Она обернулась к Хильд, чтобы поделиться этим пьянящим ощущением счастья, рвавшегося наружу, желавшего стать улыбкой, песней и еще сотней других вещей одновременно, и увидела на лице своей спутницы то же выражение восторга.

Пожалуй, именно с этого момента между ними появилось нечто большее, чем простая приязнь двух девушек одного возраста.

Шло время, и дни из золотистых стали просто желтыми, а потом, укрытые дождевым пологом, и вовсе побурели. Лотириэль уже довольно хорошо говорила на языке Рохана и все больше времени уделяла не занятиям, а заботам о Медусельде. Перестроенный после войны, он стал еще величественнее, но покинутый прежней хозяйкой, казался пустынным и почти нежилым. Вот когда новой королеве пригодились матушкины наставления о том, как следует вести хозяйство. Служанки, сперва относившиеся к ней недоверчиво, вскоре уже не просто безропотно повиновались приказаниям. Видя, как старается их королева стать одной из рохиррим, они если не полюбили ее, то уж приняли безоговорочно и, в свою очередь, стремились помочь ее стараниям. Эомер же, казалось, ничего не замечал, принимая все изменения как должное.

Зима принесла с собой белый хрусткий снег. Он укрыл всю грязь, оставленную дождями, и даже воздух теперь казался легче и чище. Эомер с отрядом воинов уехал к границе с Изенгардом, на самую дальнюю заставу, и Лотириэль часто подолгу лежала без сна – для нее одной постель оказалась слишком большой и холодной. Видя, как загрустила подруга, Хильд как-то раз уговорила ее присоединиться к женщинам, коротавшим вечера за шитьем. Шила Лотириэль не так уж хорошо, зато вышивать любила и делала это искусно, так что к возвращению мужа их постель обрела новое покрывало, а на стенах появились две картины. С одной косился лиловым глазом Файрфут, на другой же, размером побольше, в гавань Дол Амрота заходил корабль, и невидимый ветер раздувал его паруса. Синие. С серебряными звездами.

Король вернулся в один из дней, когда за стенами Медусельда тоскливо завывал ветер и время тянулось особенно долго. Дворец словно ожил: забряцало оружие, зазвенели доспехи, забегали обычно степенно шествующие слуги. Лотириэль не могла наглядеться на Эомера, то и дело стараясь коснуться его, чтобы лишний раз убедиться: здесь, рядом. И краснела, ловя понимающие взгляды Хильд. Сама, пожелав остаться наедине с мужем, помогала ему раздеться, скользя пальцами по неподатливым застежкам. Вскоре на полу образовалась кучка заскорузлой от пота и пыли одежды, а Эомер, усевшийся в ванну, откинул голову на бортик, прикрыл глаза и довольно вздохнул. Лотириэль встала рядом, вглядываясь в его лицо, заново изучая знакомые черты. С первых минут его возвращения ничего ей не хотелось так, как броситься ему на шею, обнять, прижаться, целовать, сколько хватит дыхания – но этикет требовал вести себя скромно, да и мама вечно твердила ей, что усталому мужчине прежде всего нужны еда и покой. И потому оставалось только стоять и смотреть на потемневшие теперь уже от воды волосы, спускаясь взглядом ниже, к тонкому, едва заметному шраму, пересекавшему ключицу, и еще ниже, туда, где вода едва прикрывала… Лотириэль не замечала, что муж, в свою очередь, бросает на нее взгляды из-под ресниц, и очнулась только, когда он вдруг схватил ее за руку и потянул на себя. Лотириэль с визгом рухнула в ванну, залив пол водой. И обнаружила, что Эомер совсем близко, и теперь уже никак нельзя удержаться, остается только закрыть глаза, коснуться его губ своими, проверяя, так ли хорошо она помнит его вкус, погружаясь в жаркую бесконечность.

Поцелуй показался Лотириэль слишком коротким, но заниматься этим в тесной ванне оказалось совершенно неудобно. Они перебрались на постель, умудрившись каким-то образом по дороге избавиться от намокшего платья и не переставая при этом целоваться. Потом не было ни ласк, ни объятий, только нетерпеливая жажда наконец стать единым целым, двигаясь в одном ритме, забыв обо всем, что было, не думая, что будет, живя только здесь и сейчас.

Уже проваливаясь в сладкую дрему, Лотириэль вдруг подумала: странно, как одно событие влечет за собой цепочку других, необратимо меняя мир. Вот и ветер теперь не воет, а мурлычет колыбельную, и кровать снова стала тесной, и одеяла кажутся лишними. Она прижалась щекой к плечу Эомера и впервые за много дней заснула сразу и крепко, не успев услышать, как муж почти неразборчиво прошептал ей в волосы:

– Хорошо дома…

***

Теперь, когда Эомер был дома, скучать не приходилось. Дни становились длиннее, ветер – теплее. Снег посерел, а потом и вовсе истаял. На смену ему пришла распутица, вереницы птиц потянулись с юга. Неожиданно для самой себя Лотириэль затосковала. Все чаще она теперь уезжала одна, а оказавшись в степи, пускала Брюзевирт шагом и закрывала глаза, пытаясь представить, что вдалеке плещется море, и чайки парят над высокими бастионами. Но степные птицы кричали по-другому, и по-другому пах ветер. Расстроенная, она возвращалась домой, но и там не находила покоя, да и вовсе не знала, чего ищет и почему порой так тянет под грудью, там, где бьется, захлебываясь кровью, сердце.

Эомер смотрел, как тоскует жена, и не мог понять ее грусти. Он пытался расспрашивать, но Лотириэль только улыбалась и качала головой, отвечая, что всем довольна. Он позвал к себе Хильд, но та лишь сокрушенно разводила руками, объясняя, что так и не смогла выведать, что гложет королеву. Наконец, письмо, полученное Эомером, навело его на мысль о путешествии.

– Что ты скажешь, – обратился он к жене, глядя, как она расчесывает свои волосы, чтобы заплести их на ночь, – если мы отправимся в Гондор? Дороги уже просохли, недели за две, пожалуй, доберемся. Погостим у Арагорна несколько дней. Тебе там понравится, – заторопился Эомер, видя, что она замерла и не двигается, не опуская рук, – и с сестрой моей увидимся, а потом навестим твоих родных.

Лотириэль кивнула, расплывшись в улыбке.

– Когда отправимся? Завтра? Через день? – затараторила она, позабыв про гребень. Глаза ее заблестели, и Эомер облегченно вздохнул, уверившись, что нашел причину.

– Через день, – улыбнулся он в ответ. – А если хочешь быстрее доехать, не бери много вещей.

***

Гондор встретил отряд рохиррим теплом и цветами, усыпавшими луга, мимо которых лежал их путь. Никогда прежде Лотириэль не путешествовала верхом на такие расстояния, и теперь все казалось ей новым и необычайно прекрасным. Позади остались тоска и печаль, все больше удовольствия она находила в скачках наперегонки с мужем, хотя и знала, что выиграть не сумеет. К Минас Анору их отряд подъехал почти на закате. Красные отблески стекали по белому камню стен, густея книзу, и Лотириэль ахнула, приподнявшись на стременах, чтобы лучше разглядеть величественную крепость.

– Ты же была здесь, и не раз, – удивился ее восторгу Эомер.

– Была, – не оборачиваясь, ответила она. Восхищенная улыбка не сходила с ее губ. – Была, но не… не так, понимаешь?

И, беспомощно взмахнув рукой, продолжала молча любоваться приближающимся городом, над которым все новыми красками наливался закат.

Несмотря на позднее время, во дворце не спали. Арагорн вышел им навстречу, начались объятия и громкие приветствия. Радостная суматоха захватила Лотириэль, закружила ее, и она даже почти не удивилась, когда ее познакомили с братьями Арвен, которые выглядели точно так, как подобает эльфийским рыцарям, о чьих подвигах писали хроники. Элладан и Элрохир звали их, оба темноволосые, сероглазые и настолько похожи между собой, что Лотириэль, как ни старалась, не могла найти отличий, о чем тут же и сообщила под дружный смех присутствующих.

Эомер смеялся вместе со всеми, но вскоре веселье его угасло: вспомнив о корабле под парусами, усыпанными звездами, он уже другими глазами смотрел, как улыбается его жена шуринам Арагорна, каким восторгом полнится ее взгляд.

Впрочем, ночь развеяла тревоги, и утром Эомер поднялся с постели в хорошем расположении духа. Он провел день с Лотириэль, гуляя по городу и любуясь окрестностями с его высоких стен, а вечером отправился на пирушку, которую Арагорн закатил в честь боевых товарищей.

Сначала Эомер поглядывал на жену, но потом так увлекся разговором, что вовсе позабыл о ней. Вино горячило голову, воспоминания мешались с новыми историями, и он даже не заметил, как Лотириэль поднялась и вышла из-за стола, покинув пиршественный зал.

Ночи в Гондоре были не в пример теплее роханских, и, выйдя на улицу, Лотириэль счастливо вздохнула. Поначалу она с интересом слушала о сражениях и воинских подвигах, но чем дальше, тем кровавее становились подробности, тем сильнее размахивали руками мужчины, споря о той или иной битве. Лотириэль видела, с каким увлечением слушает беседу Эовин, чуть наклонившись вперед, упёршись подбородком в скрещенные руки, и как Арвен вставляет то несколько слов, то целую тираду. Ей же, выросшей под крылом матери, вскоре стало скучно. Да, от отца она знала кое-что об искусстве войны, но все ее знания казались смешными и нелепыми в кругу воинов, каждый из которых был примером для многих и многих тысяч. Потомившись какое-то время, она решила, что, если ускользнет потихоньку в одну из беседок, примеченных днем в саду у палат врачевания, прихватив с собой книгу, никто и не заметит ее отсутствия.

В беседке Лотириэль уютно расположилась на кушетке, укрыв ноги пледом. Ярко светил принесенный ею фонарь, книга была не в пример увлекательнее обсуждений оружия и доспехов, и вскоре она так погрузилась в чтение, что не замечала ничего вокруг. Не заметила она и Элладана, вышедшего почти вслед за ней. Эльфу просто стало скучно слушать рассказы о войне: в отличие от брата, он полагал, что говорить о ней не стоит. Надо или сражаться, или наслаждаться миром. Прогулявшись по пустынным улицам и дойдя до городского сада, Элладан заметил, что в одной из беседок горит свет. Заглянув туда, он обнаружил жену Эомера, увлеченно листавшую увесистый талмуд. Она не замечала ничего: ни летящих на свет мошек, ни пения ночных птиц, ни эльфа, стоящего рядом, и удивленно взглянула на него только, когда он окликнул ее уже несколько раз.

– Элладан, – ответил эльф на невысказанный вопрос девушки. – Чем ты занимаешься, госпожа, сидя в одиночестве и не веселясь с нами? Какая книга так увлекла тебя?

– Вы обсуждаете свои дела, дела воинов, – Лотириэль улыбнулась и отложила в сторону том в темном переплете. – Я, хоть и дочь военачальника, не так в них сведуща, как леди Эовин. А книга… – она слегка покраснела, – вот, изучаю историю Рохана. Раз это теперь моя страна и мой ребенок когда-то станет ее королем. И еще… – Лотириэль окончательно смутилась. – Ну, неважно. Хорошая королева должна знать историю своего народа и его обычаи.

Элладан улыбнулся:

– Скажу одно: король Рохана не ошибся в выборе. Удивительно, как быстро дочь страны моря и кораблей стала своей в стране степей и лошадей. Это не в упрек, – быстро добавил он, увидев нахмуренные брови собеседницы. – Я восхищаюсь тобой, королева, а не возвожу хулу на Рохан.

– Не настолько я своя там, как тебе кажется, – вздохнула Лотириэль. – Вот, например, никак не могу дознаться, что за обычай, по которому жена мужу рубашку вышивает. Он, конечно, древний, и почти забыт, но из книг я узнала, что, по преданиям, такая рубашка хранит мужей от смерти в бою…

– И решила сама ее вышить, – договорил за нее Эладдан.

Лотириэль кивнула:

– Только не знаю ни рисунков, ни обряда. И узнать не у кого, разве что у бабок в дальних селениях, но пока таких найдешь...

Элладан улыбнулся еще шире.

– Я, конечно, не бабка и не из роханской деревни, но помочь могу. Нам с Элрохиром приходилось биться бок о бок с рохиррим, и про такой обычай я слышал от одного воина.

– А с чего ты решил мне помогать? – спросила Лотириэль немного настороженно. Она не боялась сына Элронда, но мать в свое время учила ее, что доверять не стоит даже эльфийским лордам.

– Просто потому, что знаю, чем помочь тебе. – Элладан внимательно смотрел на нее. – И потому, что я рад за друга. Не каждой стране достается такая королева, но найти жену по сердцу – задача еще сложнее.

Лотириэль потупилась. Несмотря на слова эльфа, она вовсе не была уверена, что и в самом деле пришлась Эомеру по сердцу. Он был внимателен к ней, когда хотел того, добр, несомненно, желал ее – но не более. Лотириэль не ждала от него нежных слов, не просила страстных объяснений, но если бы хоть раз он намеком дал понять, что жена для него нечто большее, чем женщина, которую он поклялся оберегать, с которой так охотно разделил трон и еще охотнее – постель…

– Я слышала, что есть песня, которую поют, вышивая такую рубашку, – ушла она от неприятной ей темы.

– Да, – тут же охотно отозвался Элладан. – Слов ее мне так сразу не вспомнить, но поется в ней о том, что дар жены сохранит воина в пути, убережет от опасности на бранном поле, отведет беду. Если хочешь, я придумаю новую, про тебя и Эомера. Ее чары должны оказаться сильнее, потому что это будет только ваша песня.

***

С этого вечера Лотириэль и Эладдана очень часто можно было встретить вместе, то шушукающихся у окна, то гуляющих по саду, то склонившихся над книгой в одной из беседок. Их внезапной дружбе не удивлялся никто. Кроме Эомера. Арагорн шутил, что в королеве Рохана проснулась кровь предков. Эомер злился. Эовин радовалась, что ее невестка нашла общий язык с братом Арвен. Эомер терзался подозрениями. Его грызло странное чувство, которое можно было бы назвать ревностью, если бы сам Эомер понимал, что было ее причиной. Ну, шепчется жена с эльфом. А разве не шепчется она порой с главой дворцовой стражи или королевскими конюхами? Только почему-то ни глава стражи, ни конюхи не вызывали в нем такого темного, скользкого чувства неприязни, поднимающегося откуда-то из глубины души. А эльф вызывал. Некстати вспомнилась вышивка с кораблем, которой Лотириэль украсила стену их спальни.

Вот и сейчас Элладан и Лотириэль сидели в дальнем углу, рассматривая какие-то рисунки. Их руки то и дело соприкасались, а голоса звучали так тихо, что до Эомера не долетало ни слова.

– Послушай, – спросил он вдруг невпопад, перебив Арагорна на полуслове, – а ты не знаешь, чье это знамя – синее и со звездами?

– Синее и со звездами… – озадачился Арагорн. – Так сразу могу только Гил-Галада вспомнить. Если, конечно, поразмыслить, можно назвать не один род, у которого знамена были пусть и не совсем такими, но чем-то схожими. Только в Средиземье сейчас их мало кто помнит. А что, неужели жена твоя не знает, чьи это цвета? Она же столько хроник эльфийских прочла, чуть не весь Второй Дом по именам может назвать.

– Я только сейчас вспомнил, – буркнул Эомер, не желая раскрывать все, что было у него на душе. – Что-то навеяло.

– Наверно Элладан и Элрохир, – улыбнулся Арагорн. – Ты знаешь, они же Гил-Галаду родня, хоть и дальняя. Его отец – брат их прапрадеда, Тургона.

Эомер скрипнул зубами. Вот, значит, чем обернулись мечты его женушки о кораблях с Заокраинного Запада. И все же он никак не мог понять, отчего, почему, как так случилось, что все, что было между ними, Лотириэль без всякого сомнения обменяла на тень своей мечты о синих со звездами парусах?

Ночью, улегшись в постель, он впервые не обнял жену, а молча отвернулся и долго потом лежал без сна, слушая ее ровное дыхание. И весь день был с ней холоден, не разговаривая без особой нужды, так что Арагорн смотрел на него все задумчивее, а Эовин даже выговорила брату за такое обращение с женой.

Наступил вечер. Взошла полная луна, и гостьи, по приглашению Арвен, собрались в ее покоях, чтобы по давнему обычаю петь песни и вести разговоры, не предназначенные для мужских ушей. Лотириэль, расстроенная и обиженная, сначала держалась замкнуто, но потом оттаяла и, слово за слово, поделилась своей задумкой, рассказав и о вышивке, и о том, как помог ей Элладан, сочинив песню и подобрав подходящие узоры – солнечный диск, фигурки коней и цветки ковыля.

А мужчины тем временем снова собрались за столом. И когда опустело несколько кувшинов с вином, разговор с ратных подвигов как-то незаметно перешел на прелести семейной жизни.

– Всем Эовин хороша, – с гордостью заявил Фарамир, – вот только носится по Итилиэну с мечом, как не всякий мой рыцарь может, нечисть все выслеживает. Орки-то еще ходят, до конца не истребили тварей. Иногда я себя рядом с ней красной девицей чувствую.

– Когда жена – эльфийка, тоже не сладко! – рассмеялся Арагорн. – У нас недавно Леголас гостил, так она каждое утро с рассветом вскакивала – и к нему, по росе гулять. А я только голову на подушку опустил.

– С женой не сразу выспишься, – крикнул кто-то из близнецов, – на то и жена нужна! – и оба сына Элронда рассмеялись, будто один смех разделили на два.

– Хорошо вам, холостым, – притворно вздохнул Арагорн, незаметно наблюдая за угрюмым Эомером. – Помечтать можете о бессонных ночах, а потом поймете, что не все так сладко.

– Эстел, так за чем дело стало? – воскликнул Элладан. – Хоть у кого жену возьму взаймы, и проверим, кто прав, ты или я! Да вот к примеру…

Но договорить не успел: вскочивший с кресла Эомер со всей силы засветил ему в глаз. Удар вышел настолько неожиданным, что никто и спохватиться не успел.

– Ищи себе жену в Валиноре, эльф недоделанный! – прорычал король Рохана и от души врезал Элладану кулаком по носу. Точнее попытался – придя, наконец, в себя, тот перехватил руку Эомера почти у самого лица.

– Послушай, я не о… – начал он, но тут же был прерван тирадой о редкой любви к нему Эомера и последующим тычком под ребра.

– Ищи в Валиноре кого, чтобы проверить! – орал Эомер. – Хоть Элберет проверяй! А мою жену не трогай! Синие паруса у него, орка лысого!

Фарамир и Арагорн непонимающе переглянулись. Должно быть, лориэнское вино оказалось для Эомера слишком крепким, иначе с чего бы ему нести чушь. Они так и не заподозрили бы ничего, если бы Арагорн не заметил, что Элрохир едва сдерживает усмешку.

Оттаскивать Эомера от Элладана, пока эльф не успел отлупить нетрезвого рохиррима, Арагорну с Фарамиром пришлось сообща.

– Это что было? – поинтересовался Арагорн, когда им, наконец, удалось усадить обратно в кресло все еще порывающегося продолжить драку Эомера.

– Это, Эстел, был урок, что жен надо любить, – сообщил Элладан, прикладывая к начинающему заплывать глазу еще холодный кувшин с вином. – А не вспоминать об их существовании, когда удобно.

– Что? – взвился Эомер. – Да отпустите вы меня! Я ему объясню, кому что удобно!

– А на Фарамира, поющего о любви, ты тоже так же набросишься? – ехидно поинтересовался у него приятель, не отводя от глаза кувшин. – Эомер, ну подумай ты хоть раз головой, что с тобой творится?

– Ты покусился на мою жену, на королеву Рохана! – начал Эомер. И внезапно замолчал.

– На кого я покусился? – переспросил Элладан, отставив, наконец, кувшин и задумчиво ощупывая уже налившийся синяк.

– На мою любимую женщину! – рявкнул Эомер и много тише добавил: – На ту, кому принадлежит мое сердце.

– Ради этого признания не пожалел бы и носа, – довольно заулыбался Элладан.

Пока мужчины пили вино, их жены тоже не теряли время зря. Усевшись кругом на подушках, по последней моде, пришедшей из Умбара, они от древних обрядов перешли к обсуждению своих мужей. Разговоры то и дело прерывались взрывами смеха.

– А уж как беспокоится обо мне Эстел! – воскликнула Арвен в ответ на жалобу Эовин, которую муж грозился не отпускать больше охотиться на орков без его сопровождения. – Представляешь, заставил Леголаса отправиться к самому Форохелу за какой-то травкой, чтобы меня с утра не так тошнило! А я ведь даже не жаловалась! Бедный Леголас даже названия такого не знал, – улыбнулась она, положив руку на живот.

– Говорят, полнолуние особое время, – протянула Эовин, рассматривая собеседниц сквозь бокал.

– Много что говорят, – вздохнула Лотириэль. Она радовалась эа Эовин, нашедшую счастье с Фарамиром, радовалась за Фарамира, готового ради жены на что угодно, ее позабавила история Арвен, но сама Лотириэль ощущала в душе какую-то пустоту. Ей не хватало какого-то кусочка, чтобы смеяться точно так, как смеется Эовин, рассказывая, что муж сначала спрятал ее меч, а потом подарил к нему ножны. Где этот кусочек? Где ее Эомер?

В дверь постучали. Женщины обернулись, чтобы увидеть в открывшемся проеме Эомера. Позади его стоял Фарамир, то ли придерживая друга за плечо, то ли подталкивая к жене. Лотириэль вскочила с подушек, едва заметила, что муж ее, кажется, побывал в драке.

– Что случилось? – только и смогла спросить она. – Кто тебя так?

– Ревность, – вздохнул Эомер. – Моя ревность к Эладдану меня так.

Он, наконец, поднял голову и посмотрел ей в глаза:

– Прости. Я так испугался, что ты отправишься за Море, забыв о степях и конях Рохана, что даже не спросил ни о чем. И ничего не сказал. Я люблю тебя. И без тебя мне не нужны ни степи, ни кони. Ничего не нужно.

Рядом стояла сестра, и Арвен, и даже слуги, но Эомеру было все равно. Он думал только о жене, видел только ее и даже не заметил, как Фарамир знаками попросил всех выйти, оставив Лотириэль и ее незадачливого мужа наедине.

Ей хотелось еще раз услышать все слова, только что прозвучавшие. Хотелось убедиться, что это правда, что она не придумала себе ничего. Но Лотириэль знала, что ее муж не привык говорить о чувствах и что вряд ли ей доведется часто слышать о его любви. Что ж, в конце концов, она может простить и сдержанность в речах, и коня гнедой масти. Ведь когда-то Эомер приплыл за ней на корабле.

 

~~Конец~~

 

horizontal rule

 

* Brýsewyrt - Маргаритка

 

Текст размещен с разрешения авторов.

 

Home ] Мир Толкина ] Гарри Поттер ] Т.Э.Лоуренс ] Weiss Kreuz ] Всякая всячина ] Галерея ]