От автора: Недавно на вокзале я случайно услышала такой разговор:
Первая дама: Почему поезда до сих пор нет? Я же опоздаю на пересадку!
Вторая дама *с непроницаемым видом*: Не знаю... Может быть, листва на рельсах?
Я долго смеялась и назвала в их честь очередной рассказ.
– Барти! Там Барти!
Конечно же, родители его простят. Оказавшись на станции, Барти ничуть не испугался, потому что всегда знал, что у него есть родители, которые любят его и помогут ему, что бы он ни натворил.
Даже если он их предал. Даже если они погибли из-за его предательства.
Мать бросилась к нему через всю станцию и крепко обняла. Еще и слезами всего измочила, но он стоически перенес это испытание. Родители временами бывают чертовски эмоциональны.
А вот отец здороваться не спешил, а на какой-то миг Барти показалось, что старый дурак всерьез затаил на него злобу за то, как все повернулось. И где тут справедливость? Он же не виноват, что отца пришлось убить. Если бы старикан не вмешивался и не мешался под ногами, Барти позволил бы ему жить.
Конечно, вслух он ничего подобного не произнес, а посмотрел на отца с видом раскаивающегося грешника (прием, которым Крауч-младший успешно пользовался несколько десятилетий):
– Папа? Ты не рад меня видеть?
– Не слишком. – Рука отца как бы ненароком легла на палочку, что заставило Барти слегка забеспокоиться. – Насколько я помню, Бартемиус, расстались мы не самым лучшим образом. Ты убил меня. И это было именно убийство, а не несчастный случай. Умышленное убийство.
Барти едва справился с порывом выхватить собственную палочку. Но нет, тогда разговор примет совершенно не то направление. Не то, которое нужно ему, чтобы сесть на поезд. Если он хочет отсюда уехать, придется изображать раскаяние, страдать и извиняться.
Как в прошлый раз.
– Прости меня, папа, – жалобный голос Барти задрожал. – Я не виноват. Это Тот-Кого-Нельзя-Называть – он заставил меня!
– Как и в прошлый раз, – отец кивнул, но взгляд его оставался холодным. – Я так и понял. Удивительно лишь то, насколько независимо ты себя вел под контролем Того-Кого-Нельзя-Называть. Не забывай, что благодаря тебе я прекрасно знаю, как ведут себя люди под Imperio.
Барти очень хотелось огрызнуться, но он сдержался. Он потерпит. Ведь он несколько месяцев вполне успешно изображал Шизоглаза, а тут каких-то несколько минут, ничего страшного. Он уставился себе под ноги, как нашаливший школьник и, переминаясь с ноги на ногу, смиренно повторил:
– Прости, папа. Мне правда очень жаль.
– Я уверена, что такого больше не повторится, Бартемиус. – Ну конечно, мама бросилась на защиту, как и в тот раз. Она крепко обняла сына за плечи и умоляюще смотрела на мужа. – Все мы уже умерли, и никакие споры этого не исправят. Я верю, что мальчик все понял. Давай просто забудем все плохое и двинемся дальше.
Забыть и идти дальше. Барти чуть было не фыркнул. О чем бы ни шла речь – о разбитой вазе, пытках невинных людей или убийстве собственного отца – мама сразу же забывала о проступке сына и пыталась восстановить мир в семье. Временами это было очень удобно.
Пауза затянулась. Барти чувствовал на себе тяжелый взгляд отца и не поднимал головы. Если кто-нибудь и способен пробиться сквозь каменную стену отцовской добродетельности, так это мама. Мама прекрасно знает все его уязвимые места.
– Бартемиус, – мягко добавила миссис Крауч, – подумай о том, что вечность – это очень долго. Ты и вправду хочешь провести вечность без своего сына? – помедлив секунду, она еще сильнее сжала плечи Барти. – И без меня тоже.
Это заставило отца задуматься.
– Алматея, – начал он, и Барти сразу понял по голосу, что старик пошел на попятный. – Я знаю, что ты любишь его, но факт остается фактом: твой сын совершил ужасные преступления…
– Наш сын, Бартемиус, – гневно поправила она. – И если он совершал недопустимое, то это потому, что мы его так воспитали. Мы тоже несем ответственность за все его проступки, и не можем просто взять и бросить его здесь.
– Так воспитали? – переспросил отец, как будто не поверив собственным ушам. – Может, это мы научили его пытать людей до смерти, угрожать, применять силу, жестоко убивать?
Барти подумал об Азкабане, о том, сколько заключенных обязаны своим приговором его отцу, и чуть было не рассмеялся. Разумеется, отец не пачкал рук пытками и убийством. Для этого у него были дементоры.
– Прошу тебя, Бартемиус, – не сдавалась Алматея. – Если не ради сына, то ради моей любви, не разбивай нашу семью. Не сейчас, когда мы только заново обрели друг друга.
Барти изобразил на лице крайнюю степень раскаяния и позволил себе взглянуть в лицо отцу:
– Ну, пожалуйста, папа, – присоединился он к мольбам матери. – Честное слово, мне очень жаль, что… ну, ты знаешь. Я запутался и сделал все не так. Теперь я это понимаю.
– Ясно, – отец пристально посмотрел на сына, будто пытаясь разглядеть, что у него внутри. – Ну, я надеюсь, что общение с дементором послужило тебе хорошим уроком, молодой человек, потому в будущем я не допущу подобного поведения.
Хорошим уроком? Барти вдруг очень четко и ясно вспомнил это ощущение – одиночество, беспомощность, безысходность, когда из тебя медленно высасывают все доброе и хорошее, а ты ничего не можешь с этим поделать. Это не боль. Боль – слишком мягкое слово. Все равно что пытаться описать Арктику словом "холодно".
Если подобный опыт и может чему-нибудь научить, так только ненависти к людям, заставившим тебя так страдать. На этот раз Барти было труднее всего контролировать голос и выражение лица, но он заставил себя покорно кивнуть и повторить:
– Прости меня, папа.
– Он же извинился. Давайте уже закроем тему, – настаивала мама, глядя то на одного, то на другого. – Давайте сядем в поезд, а то он скоро отправляется. И не будем больше говорить о прошлом.
Помедлив еще секунду, отец кивнул, и с огромным усилием сдерживая самодовольную ухмылку, Барти пошел вслед за родителями к только что прибывшему поезду. Доброе сердце матери снова выручило его из беды.
Так ему тогда казалось.
* * *
На перроне собралась большая толпа, среди которой время от времени мелькали знакомые лица. Не ускользнуло от внимания Барти и то, что некоторые держатся с краю и мнутся в нерешительности. Он чуть заметно улыбнулся, потому что прекрасно понимал опасения этих людей и был очень доволен, что самому ему тревожиться не из-за чего. Если побаиваешься садиться в поезд, потому что не знаешь, куда он тебя завезет, лучший выход – сесть вместе с безоговорочно хорошим человеком. Никакой поезд не доставит маму в неприятное место только для того, чтобы наказать Барти. Если понадобится, мама пройдет любую проверку на высокоморальность и безупречность, так что рядом с ней он может чувствовать себя в полной безопасности.
Разумеется, он не собирался ни с кем делиться своими выводами. Нет, пусть торчат тут целую вечность или додумываются сами – это их проблемы.
Началась посадка на поезд, толпа хлынула к открывшимся дверям вагонов, платформа постепенно пустела. Барти продвигался вперед, стараясь не отставать от родителей.
Он уже собирался поставить ногу на первую ступеньку, когда на его плечо легла костлявая рука.
– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, СЭР. – Голос Проводника был вежлив, но строг. – ПОКАЖИТЕ МНЕ ВАШ БИЛЕТ, ПОЖАЛУЙСТА.
– Билет? – удивленно переспросил Барти. – А почему у остальных вы билеты не проверяли?
– СМЕЮ ВАС ЗАВЕРИТЬ, ЧТО СПРАШИВАТЬ БИЛЕТЫ У ОСТАЛЬНЫХ ПАССАЖИРОВ НЕ БЫЛО НЕОБХОДИМОСТИ – Я ВИДЕЛ, ЧТО ОНИ ЕСТЬ, – невозмутимо ответил Проводник. – СОЖАЛЕЮ, НО ЕСЛИ У ВАС НЕТ БИЛЕТА, Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ ВАМ СЕСТЬ НА ПОЕЗД.
Мама раньше него поняла, что происходит, поспешно вышла из вагона и взяла Барти за руку.
– Он потерял билет. Но я могу отдать ему свой.
– Алматея, нет! – отец был в ужасе от одной этой мысли. – Ты и так уже слишком много отдала этому болвану. Пусть теперь сам расхлебывает. Что посеешь, то и пожнешь.
– МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ. – И правда, было очень похоже, что Проводник сожалеет о случившемся настолько, насколько двухметровый скелет может быть способен на жалость. – БИЛЕТЫ ПЕРЕДАЧЕ НЕ ПОДЛЕЖАТ. ОНИ ИМЕННЫЕ.
Нет билета? И тут Барти понял, что это означало; понял, что потерял в тот момент, когда дементор присосался к его рту. Все говорят, что дементор забирает душу. Но задумывался ли кто-нибудь, что при этом имеется в виду? Что такое душа? Почему о ней столько разговоров, если до этой минуты он не чувствовал потери? Как он может стоять здесь и разговаривать, если у него нет души? А раз может, то к чему она? Разум и мысли гораздо важнее – это ясно, как белый день. Тогда выходит, что душа – это что-то маловажное и легко заменимое.
– А где, в таком случае, я могу купить другой билет? – поинтересовался он. – На платформе или в поезде?
– ТОЛЬКО НЕ НА ЭТОЙ СТАНЦИИ, – тоном, не допускающим возражений, ответил Проводник. – ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, Я ДОЛЖЕН ДАТЬ СИГНАЛ К ОТПРАВЛЕНИЮ ПОЕЗДА, ИНАЧЕ ОН ЗАДЕРЖИТСЯ. – Он замолчал, словно обдумывая сказанное, и добавил: – БОЛЬШЕ ОБЫЧНОГО.
– Едем, Алматея, – торопил отец. – Оставь мальчишку. Пусть сам разбирается с тем, что натворил. У тебя билет есть, у меня тоже. Нас это не касается.
На какой-то миг Барти похолодел от ужаса, заподозрив, что мама послушается отца. Конечно, билет он как-нибудь раздобудет – купит, выпросит, украдет. Но какой толк от билета, если ему будет не с кем сесть на поезд? Не хочется и думать, куда он может попасть без материнской любви и защиты.
К счастью, материнская любовь, на которую он так рассчитывал, удерживала Алматею на платформе.
– Я никуда не поеду без моего сына, – упрямо заявила она.
Из окна машиниста выглянул старик с сигаретой во рту.
– Эй, хозяин, чего ждем?
– ИЗВИНИ, АЛЬБЕРТ, ЭТИ ЛЮДИ РЕШАЮТ, БУДУТ ЛИ ОНИ САДИТЬСЯ НА ПОЕЗД, – начал было Проводник извиняющимся тоном, но тут заметил сигарету. – НАСКОЛЬКО Я ПОМНЮ, Я УЖЕ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПРОСИЛ ТЕБЯ НЕ КУРИТЬ В ПОЕЗДЕ. СОГЛАСНО САНИТАРНЫМ НОРМАМ, КУРЕНИЕ В ОБЩЕСТВЕННЫХ МЕСТАХ…
– Знаете, прошу прощения, конечно, но как только треклятая санинспекция сможет доказать, что из-за меня кто-нибудь из наших пассажиров заработал рак легких или астму, я тут же брошу курить, – ответил машинист. – К тому же чертов поезд дымит куда больше моего, так что не вижу проблемы. – Он с недовольным видом посмотрел на виновников задержки: – Вы едете или нет? Мы и так вечно опаздываем, потому что все рельсы листвой завалило, а тут еще пассажиры будут стоять и раздумывать.
Пассажиры, по мнению Альберта, были единственным недостатком работы машиниста. Он считал, что без них стало бы гораздо лучше.
– Что вы чепуху городите, какая листва? – Барти был готов сорваться. И так слишком много непредвиденных проблем и препятствий, а тут еще эта жалкая отговорка про листья. Даже в обычном мире над таким объяснением опоздания поезда можно только посмеяться, а уж здесь, на жалкой станции в послежизни… – Я и дерева-то ни одного не видел!
– Это оскорбление, парень, – спокойно произнес Альберт. – А машиниста оскорблять нельзя. На станции куча объявлений расклеена, в которых это написано. – Он затянулся, стряхнул пепел в окно, и выдохнул, наблюдая за причудливыми очертаниями, которые принимало облачко дыма. – А насчет листьев – это к нему. Разбрасывает их по ночам над рельсами для реализма, вот и не проедешь. А потом будет снегом засыпать.
Проводник смутился:
– НИЧЕГО ПОДОБНОГО!
– Да хватит вам, хозяин, – настаивал Альберт. – Я же видел вас с метлой и совком. Да и вам по-любому отпираться без толку – листья-то черные. Каждый поймет, что это ваша работа. На черных рельсах издали и не заметишь. – Машинист ухмыльнулся, но тут вспомнил про нарушителей порядка: – Ну так что решили? Едете?
– Нет, – непреклонным тоном заявила Алматея, не отпуская руки сына. – Выходи, Бартемиус. Мы уедем отсюда вместе или не уедем совсем.
Крауч-старший хотел продолжить спор, но потом махнул рукой и с неохотой, сердито глядя на Барти, спустился на платформу.
Машинист кивнул и скрылся в окне, двери закрылись, и Проводник дал свисток.
Трое оставшихся стояли на платформе и смотрели, как поезд уходит без них.
* * *
– Теперь ты, надеюсь, доволен, – угрюмо прокомментировал Крауч-старший, когда поезд скрылся из виду и они поплелись назад к скамейкам. – Сначала ты угробил нас с матерью, но теперь тебе показалось, что этого недостаточно, и ты решил не давать нам покоя на том свете. Из-за твоих фокусов наша семья…
Барти давно уже привык к лекциям подобного сорта и не утруждал себя ответами. Обычно гораздо легче бывает поступать по-своему, если не говорить людям, что считаешь их полными тупицами. Но он был настолько поражен, узнав, что должен достать где-то билет, что не смог сдержаться.
– Да, но если бы ты, оказавшись у власти, позаботился о том, чтобы избавиться от дементоров, вместо того чтобы стараться упечь туда всех, кто был хоть бы в чем-то с тобой не согласен, может, сейчас моя душа оставалась бы на месте, и мы бы уехали безо всяких осложнений! – резко возразил он.
Отец надменно вскинул голову – жест, который Барти прекрасно помнил с юности – и посмотрел с яростью человека, который не понимает, как мог произвести на свет такого плохого сына:
– Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном! Ты сам виноват в том, что с тобой произошло – только ты, и никто другой. Шансов у тебя было более чем достаточно!
– Ну и что ты со мной сделаешь? Найдешь поезд, который отвезет нас домой, и снова запрешь меня в комнате? – напирал Барти. – Да уж, ты у нас щедр на вторые шансы, дорогой папочка. Вот почему ты разрешил аурорам убивать без суда и следствия? Вот почему ты заявил на суде, что я безнадежен, и меня необходимо отправить в Азкабан? Ну да, шансы ты раздаешь направо и налево.
– Но многим ли удалось выйти из Азкабана? – огрызнулся отец. – Твоя мать пожертвовала жизнью ради того, чтобы ты смог начать все сначала, а что сделал ты?
– А тебе не кажется, что провести остаток жизни под заклятием Империус, да еще и невидимым – мрачная перспектива? – гневно спросил Барти. – Конечно, это лучше поцелуя дементора, но после нескольких лет жизни по твоим правилам Азкабан начал казаться не самым плохим местечком. Ты помог мне только потому, что этого требовала мама, и ровно настолько, чтобы она успокоилась!
– А ты считаешь, что достоин лучшей участи, Бартемиус? Скажи мне, что ты совершил, чтобы заслужить прощение и снисхождение, на которые рассчитываешь?
– Прекратите, вы оба. – Алматея была терпеливой женщиной, но кто угодно устанет от постоянных ссор двух дорогих ему людей. – Мы собираемся найти способ уехать отсюда, причем хотим уехать вместе. Ваши споры ничем нам не помогут.
– И как мы сможем уехать, если у мальчишки нет билета? – спросил Крауч-старший. – У него же нет плаща-невидимки, чтобы пробраться в поезд.
– Просто надо найти другой способ, вот и все, – она покачала головой. – Вы оба слишком привыкли упрямо делать все по-своему. Но ведь всегда есть другой путь.
– Вы совершенно правы, дорогая, – послышалось с соседней скамейки. Все трое дружно повернули головы и обнаружили, что за ними с интересом наблюдает небольшая компания ведьм и колдунов. – Всегда есть другой путь. Например, автобус.
– Какой автобус? – сразу же оживилась Алматея. Ее муж и сын отнеслись к совету незнакомой ведьмы более настороженно.
– Повторяющий маршрут поезда. Есть тут такой, – кивнула ведьма, довольная, что смогла помочь. – Конечно, дорога займет немного больше времени, но, по крайней мере, вы сможете покинуть эту платформу.
– Немного больше? – другая женщина рассмеялась. – Ровена плохо представляет, о чем говорит. Вдвое больше – вот это еще похоже а истину, причем ждать автобуса приходится под дождем, и всю дорогу какой-то маленький дьявол пихает в спину.
– Когда я был молод, автобусы нам и не снились, – вмешался один из мужчин. Голос его был глубоким и печальным. – Лошадь и телега – вот все, на что мы могли рассчитывать. А посреди пути лошадь уставала, и всем приходилось ждать, пока ее не покормят и не дадут отдохнуть.
– Между прочим, некоторые из нас… – начал второй колдун.
– Да, мы знаем, – перебила его Ровена; усталость в ее голосе свидетельствовала о том, что этот довод она слышала уже очень много раз. – На Севере люди жили бедно, лошадей у них не было и тебе пришлось идти пешком через пустыню. Мы все это знаем, Салазар.
– Причем в одиночку, – проворчал ничуть не смутившийся старик, поглядывая на Барти. – Никто из нас не тащил за собой родителей. В те времена молодежь рано вставала на ноги.
Барти поежился – он чувствовал себя несколько неловко под пристальным взглядом незнакомца. Ровена ласково улыбнулась ему.
– Ну так вот – суть в том, – продолжила она, немного повысив голос, – что теперь, благодаря торжеству новейших технологий, никому не приходится пешком пересекать пустыню. Изобретения реального мира с предсказуемой легкостью перекочевывают в метафизический. Не сомневаюсь, что, как только произойдет очередная транспортная революция, это место снова изменится, чтобы соответствовать представлениям людей о путешествии. Ну а пока люди могут сесть в автобус. Разве это не лучше, чем брести по пустыне?
– Это, несомненно, быстрее, – пробурчала себе под нос вторая ведьма, – и надежнее, но есть люди, которые в принципе недолюбливают общественный транспорт.
– Хватит тебе, Хельга, – не выдержала Ровена. – Неважно, сколько времени заняло путешествие, если в конце концов ты достиг цели.
При всех их недостатках членов семьи Крауч никак нельзя было назвать глупыми. Да и не нужно было быть гением, чтобы узнать в не прекращающих пререкаться и язвить друг другу магах четверых основателей Хогвартса. Алматея с благоговением прислушивалась к разговору знаменитых личностей, а потом решилась спросить:
– Но куда идет этот автобус?
– На следующую станцию! – в один голос ответили основатели.
– А там я смогу купить билет? – Барти не доверял этим людям, и все же в его голосе послышалась надежда.
– Возможно, – Ровена пожала плечами. – Это зависит от вас. Билеты даются недешево, их надо заслужить. Когда вы будете готовы заплатить за билет, вы сможете его купить. Но нельзя сказать заранее, в каком пункте это произойдет.
– Ну так значит парень как-нибудь с этим разберется, – с преувеличенной жизнерадостностью провозгласил Крауч-старший. – Теперь он знает, что делать. Сядет в автобус, рано или поздно решит проблему с билетом… Нам незачем его сопровождать.
– Подожди, – Алматея не позволила мужу взять ее за руку. – Они же сказали, что за билет надо будет платить…
– Разумеется, платить ему придется – ты же не рассчитывала, что его пропустят просто так после всего того, что он натворил? Он пытал людей, он убил собственного отца, а ты надеешься, что его похлопают по плечу и скажут, что больше так делать не надо? Уверен, что его ждут суровые испытания – но все дело в том, что это испытания для него, а не для нас. И когда все закончится, он сможет купить билет – ты ведь этого хочешь, правда?
Эта речь привлекла внимание Салазара Слизерина. Знаменитый маг прекратил изображать капризного старикашку и не сводил внимательных серых глаз с Крауча-старшего:
– Ага, вы, как я понимаю, верите в принцип "око за око", – протянул он.
– Если вы имеете в виду, что я считаю, что подобные поступки нельзя оставлять безнаказанными – вы правы, – согласился Крауч. – Люди, совершившие что-то плохое, должны за это расплатиться.
Похоже, он не заметил ни того, как насторожились остальные основатели, ни предостерегающего взгляда Годрика.
– Салазар, старый змей…
– Хватит тебе, Годрик, мы всего лишь разговариваем, – спокойно ответил Салазар. – Меня заинтересовал этот человек – что тут плохого? Вы кажетесь мне честным человеком, сэр. Честным и принципиальным, который никогда не сворачивает с прямого пути. В жизни есть правила, которым необходимо следовать при любых обстоятельствах, так ведь?
– Разумеется, – с жаром согласился Барти Крауч-старший. – Или нас ждет полный хаос. Справедливость – вот что важнее всего.
– Преступник должен искупить вину, – продолжал Салазар. – Если человек заставлял других страдать, надо заставить его испытать те же страдания, что и те, на которые он обрекал свои жертвы. Я правильно рассуждаю?
– Салазар… – снова подал голос Годрик.
– Это достаточно простой вопрос. Почему мне нельзя задать его? – возразил Салазар. – К тому же я уверен, что этот джентльмен полностью со мной согласен. Я не ошибаюсь, мистер Крауч? Вы ведь этому посвятили свою жизнь – борьбе за такую систему правосудия, при которой ни один преступник не останется безнаказанным? – Он покосился на Барти и добавил: – Даже если речь идет о члене вашей семьи.
– Когда дело доходит до суда, попустительство родственникам недопустимо, – Крауч-старший хмуро покосился на сына, будто только что вспомнил об его присутствии. – Кроме того, я лучше других знал, что у мальчишки нет смягчающих обстоятельств. Его всем обеспечивали, о нем заботились, он получил прекрасное образование и мог сделать прекрасную карьеру. А в результате… Какой стыд. Его поведение в конечном счете стоило мне работы. Но, разумеется, ему не было до этого дела.
Барти скорчил горестную гримаску:
– Да, папочка, когда дементоры методично высасывали из меня все счастливые воспоминания, я и не подумал, что тебе теперь за меня стыдно. И как я только мог, ума не приложу. Что-то отвлекло, наверное.
– Молодой человек заставлял страдать невиновных и должен был понести наказание, как и любой другой на его месте, – кивнул Салазар, не обращая внимания на кривляния Барти. Помолчав секунду, старик добавил: – А с тех, кто наделен властью, спрашивать, пожалуй, нужно еще строже.
– Разумеется! – Похоже, отец Барти увлекся и так и не видел приготовленной для него ловушки.
Его жена быстрее поняла, к чему клонит Слизерин, и дернула мужа за рукав:
– Бартемиус, дорогой, замолчи!
Салазар ласково улыбнулся ей и неспешно продолжил:
– Интересно, а какое наказание вы сочли бы подходящим для служащего Министерства, который приговаривал невиновных к смерти и пыткам? – Он с задумчивым видом уставился вдаль, поверх крыши станции. – Что-то даже и не знаю. Годрик, а ты как думаешь?
Колдун, к которому он обращался, вздохнул и осуждающе посмотрел на старшего из Краучей.
– Я, знаете ли, пытался вас предупредить.
Барти такой поворот событий привел в восторг.
– Я же говорил тебе, папа, что научился всему исключительно у тебя!
Его отец не сразу смог выдавить из себя хотя бы слово:
– Я никогда никого не пытал!
– Но позволяли другим делать это за вас, – невозмутимо произнес Салазар. – Вы отправляли людей в тюрьму, прекрасно понимая, что доказательства их вины, мягко говоря, недостаточны. Вы разрешили своим подчиненным применять Непростительные проклятия, хотя знали, что не сможете контролировать их действия.
– Я отдавал приказы, руководствуясь интересами общества, – возразил мистер Крауч. – Я не могу отвечать за оплошности подчиненных.
– Серьезно? – Салазар вскинул брови, его глаза заблестели. – Так значит, тот, кто отдает приказы, виноват меньше того, кто их выполняет? Интересная точка зрения. Получается, вы предпочли бы, чтобы ваш сын был самим Волдемортом, а не одним из Упивающихся Смертью? Ведь большинство убийств совершалось от его имени, но не его собственной рукой.
Алматея тихонько охнула, и даже Барти слегка побледнел и заозирался по сторонам, будто опасаясь, что на платформе появится сам Темный Лорд:
– Зачем вам понадобилось произносить его имя?..
Салазар только пожал плечами:
– Слушайте, молодой человек, а не кажется ли вам, что теперь, когда вы оказались здесь, поздно беспокоиться о соблюдении подобных условностей? Если человек не сумел добиться успеха под собственным именем и взял себе вызывающий псевдоним, надеясь, что так его скорее станут принимать всерьез… Что ж, тогда он такой же дурак, как и те, кто поверил ему. Человек делает имя, а не имя – человека. И потом – вы что, всерьез считаете, что он способен сопротивляться мне?
Барти задумался. Поначалу Салазар показался ему обычным невысоким стариком. Однако остальные основатели явно относились к нему с некоторой опаской и старались держаться на безопасном расстоянии. Темный Лорд в последние годы тоже выглядел обманчиво слабым.
– Пожалуй, нет, – признал он, заработав своим ответом насмешливую улыбку знаменитого мага.
На этот раз Салазар счел разговор с молодым человеком оконченным, и снова повернул голову к его отцу.
– Ну так что? Вы остаетесь при мнении, что с точки зрения морали лучше быть кукловодом, чем одним из тех, кто позволяет управлять собой, дергая за нужные ниточки?
– Но не можете же вы всерьез сравнивать меня с Тем-Кого-Нельзя-Называть! – возмутился Крауч-старший.
– Почему же? – спокойно поинтересовался Салазар, которого явно позабавила реакция собеседника.
– Потому что… потому что… ну, я – хороший человек!
Да, именно так Барти Крауч-старший всегда и определял для себя разницу между тем, что делает он, и тем, что вытворяют остальные. То, что делал он, было необходимо, потому что он боролся за правое дело, а в этом-то как раз и вся разница… так ведь?
Его сын эту точку зрения не разделял, и потому не преминул тихонько фыркнуть.
– Правда? – Салазар слегка прищурился, как будто стараясь лучше разглядеть собеседника. – Вы в этом уверены?
– Да! – Но на лбу мистера Крауча выступила испарина, и в голосе уже не было прежней твердости.
– Знаете, – начал Салазар уже другим, более мягким тоном, – вот вы изо всех сил стараетесь уговорить жену сесть вместе с вами на поезд. Да, в отличие от сына, вы можете это сделать, потому что у вас есть билет. Но конечная станция вам не известна. Спросите у Проводника, и он объяснит вам, что поезд может доставить вас только в одно место, но ни за что не ответит – в какое. Куда этот билет, как вы думаете, мистер Крауч? Вы уверены, что поезд столь же высокого мнения о вашей жизни, что и вы сами?
Бартемиус беспомощно посмотрел на жену, будто прося поддержки. Алматея сжала его руку.
– Он неплохой человек, – сказала она Салазару, будто ее мнение играло какую-то роль и могло защитить мужа от любой неприятности. – Оба они в глубине души неплохие люди.
– Не буду спорить, – согласился Салазар, но его острый, внимательный взгляд заставил бедную женщину поежиться. – Только вот можно ли назвать их хорошими?
– Салазар, не нужно, – негромко попросила Хельга. – Она не сделала ничего плохого.
– Ничего, только позволяла им делать все, что заблагорассудится! – возразил Салазар. – Ничего, только даже не пыталась их остановить!
– Это из-за любви, – вздохнула Хельга. – Все мы порою совершаем ошибки из-за любви, потому что, ослепленные чувством, не можем понять, когда должны твердо сказать "нет". – Говоря это, она не сводила глаз с Салазара, и в конце концов тот опустил взгляд, по какой-то причине почувствовав себя неловко.
Впрочем, Барти не обращал на эту сцену особого внимания – ведь ему подвернулся прекрасный случай поддеть отца.
– Что, больше не спешишь на поезд, а, папочка? Что там говорили об ужасных пытках?
– Сейчас уже ничего подобного нет, – поспешно уточнила Ровена.
– Мы на железнодорожной станции, – сухо напомнил Годрик. – Для некоторых это само по себе достаточно серьезное испытание.
Ровена, не обращая внимания на эти слова, ободряюще улыбнулась отцу Барти:
– Может быть, так даже к лучшему. Вы все вместе поедете на автобусе, не станете разделять семью, к тому же у всех у вас появится шанс… привести мысли в порядок.
Алматея прекрасно понимала, что это всего лишь вежливая формулировка совета подумать о том, что все они натворили, но была благодарна за ту часть, которая касалась семьи.
– На мой взгляд – замечательная идея, – поспешно сказала она.
Судя по взглядам, которыми обменялись мужчины, они ее энтузиазма не разделяли.
– Это даст вам время подготовиться к главному путешествию, – кивнула Хельга. – Души – они, как ни странно, чем-то напоминают печень. Если прекратить над ними издеваться, они иногда восстанавливаются.
Барти покосился на отца. Конечно, приятно было бы посмотреть, как мается старый зануда, но перспектива достаточно долгой поездки в одном автобусе с родителями не радовала. Автобусы еще теснее, чем поезда, там друг от друга вообще никуда не спрячешься.
– А долго будет тащиться этот автобус? – спросил он.
Основатели переглянулись, словно не могли решить, как ответить.
– Понимаете, это зависит от условий движения… – начала Хельга.
– …от погоды, времени дня, состояния дорог, от того, не застрянете ли вы где-нибудь в час-пик… – подхватил Годрик.
– А самый честный ответ, пожалуй – пока не доедете, – подытожила Ровена. – Дорога займет столько, сколько нужно, чтобы добраться до места.
Салазар хмыкнул, не заботясь о вежливости и тактичности.
– Очень долго, – перевел он обтекаемый ответ Ровены. – Все жалуются, что поезда опаздывают. Ха! Для этих автобусов вообще расписание составлять не стали. Если они прибывают на станцию на час позже ожидаемого, считается, что это вовремя.
– Но у нас все равно нет выбора, дорогой, – напомнила Алматея, погладив его по руке. – Если мы хотим, чтобы ты сел на поезд… и твой отец тоже… – она бросила взгляд на мужа, все еще обеспокоенная тем поворотом, который так неожиданно приняли вещи. – Пора идти, а то мы и на автобус опоздаем. Неважно, сколько времени займет путешествие, если в конце концов мы достигнем цели.
Пока они шли к небольшой площадке в стороне от платформы, на которой ждал своих пассажиров автобус, Барти снова ввязался в спор с отцом, и они на повышенных тонах выясняли, кто больше виноват на сей раз.
Хельга подождала, пока мужчины зайдут в автобус и окликнула Алматею, попросив задержаться на секундочку.
– Знаете, вам ведь не нужно ехать с ними, – тихонько сказала она. – У вас хороший билет. Вы можете хоть сейчас сесть на поезд.
Алматея покачала головой.
– Спасибо, но нет, – уверенно ответила она. – Какой смысл уезжать, если они останутся? – Алматея поглядела на автобус, из окон которого выглядывали муж и сын. С одной стороны, выбор у нее был, но с другой – бросив их здесь, не станет ли она совсем другим человеком? Насильно ее никто не тянет, но разве она не изменит сама себе, отказавшись разделить их судьбу? – И потом, мне кажется, что ваш Салазар в чем-то прав. Если бы я сразу твердо сказала им, что они оба ошибаются, может, все обернулось бы совсем по-другому. Я тоже виновата в том, что мы тут задержались.
– Прекрасное решение, – кивнула Хельга. – Удачи вам.
Но Алматея не спешила – ей не давал покоя один вопрос:
– Извините за любопытство… но почему вы до сих пор здесь, на платформе? – робко спросила она. – Уверена, что при желании вы могли бы сесть на поезд.
Хельга засмеялась и покачала головой.
– Часть Ровены ждет дочь, – пояснила она. – А все остальные… старые обиды не так-то легко забыть. Мы не хотим уезжать без Салазара, но все еще не можем искренне простить его. Или самих себя – это как посмотреть. Надо сказать, мы уже много достигли – думаю, еще каких-нибудь пять сотен лет, и можно будет отправляться.
Пятьсот лет показались Алматее огромным сроком, и она, заметно нервничая, посмотрела в сторону автобуса.
– А вы не устали от всего этого? От ссор, споров, непонимания?
– Ну, первые две-три сотни лет были настоящим кошмаром, – признала Хельга. – Мы начали с Непростительных проклятий, но выяснилось, что они тут не срабатывают. Потом мы орали, потом начали спорить, лишь изредка переходя на крик…
Она снова улыбнулась и обернулась на остальных основателей. Те уже затеяли какой-то спор. Годрик покраснел от ярости, и даже издали было слышно возмущенный голос Салазара:
– …и если бы нам не пришлось везти всех желающих с юга страны, потому что кое-кто решил, что самое подходящее место для школы – Шотландия…
– Я поведаю вам одну тайну, – быстро продолжила она, заметив беспокойство Алматеи. – Вы, наверно, слышали такое выражение: "Ад – это другие люди"?
Альтея осторожно кивнула. Она уже представляла себе, как тяжело будет ехать в автобусе с сыном и мужем, сколько оскорблений они успеют нанести друг другу, сколько боли причинить. Дороге не будет конца.
– То же самое можно сказать про Рай, – очень серьезно сказала Хельга. – И когда они это поймут… вы доедете.
~~Конец~~
[ Прощание ]
[ Конечная станция ]