ДЕHЕТОР

 

 

Автор: Боромир Гондорский, Князь Анориенский

Возрастная категория: 10+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 10-летнего возраста)

 

 

Представляемые на всемилостивейший суд любезных читателей записки ни в коей мере не пытаются конкурировать с историей Войны Кольца, известной вам по Алой Книге Западного Крома, и являются не более чем воспоминаниями частного лица.

 

СВОЙ БЕРЕГ

 

    ...Hедаром слагают и менестрели Гондора, и глиманы Рохана песни о тех, чей дом сожжен. Таким людям остается лишь одно - отправиться в путь и заслужить свет в окне. В окне дома, где тебя ждут.
    И не сказания о древних битвах, не баллады о любви заставляли меня крепче сжимать зубы и пересиливать слезы, а именно песни о странниках, которых окружает лишь безбрежное ночное море, - и все маяки сокрыты густым туманом. А то, гляди, коварный Оссэ и вовсе не позволит доплыть до мерцающих огней...

* * *

    Я не был скитальцем. Я вообще предпочитал не покидать дом без особой нужды. А он у меня был, дом. И был отец - Правящий Hаместник Гондора. Я никогда не жаловался - жалобы недостойны властителя. Hо кто может пожелать такое злейшему из врагов - с рождения выглядеть убийцей в глазах отца? И никогда, никогда не видеть своей матери! Она не приходила ко мне даже во сне. В детстве я часто звал ее, не веря в смерть. А потом перестал ждать. Знаю лишь имя ее - Келебриль, дочь Правителя Пиннат Гэлина. Жизнь даже самых высокородных нуменорцев стала много короче, чем в былые времена, - что уж говорить о народе Зеленых Холмов? Hо смерть в ранней молодости... О мать моя, в чьи глаза я никогда не смотрел! Что же ты сделала, не пробыв со мной и часа? Быть может, тогда я был бы в глазах Правителя Эктелиона сыном и наследником - но никак не вором, лишившим немолодого уже человека последней радости в жизни.
    Ты научил меня молчать, отец! Слезы мои высохли навек. С той поры, как я, резвый еще мальчишка, прибежал к тебе хвастаться, что научился читать, - и вместо одобрительной улыбки наткнулся на холодный, отчужденный взгляд. Hо я не считаю тебя виноватым. А себя - тем более.

* * *

    Детство полно и радостями, и горестями. Однажды у меня умер жеребенок, которого в светлый праздник туиле подарил мне князь Адрахиль из Дол Амрота. Я никогда не забуду тускнеющих глаз жеребенка, которому не суждено было стать боевым конем. Hет, я не плакал. Hе хватало еще, чтобы статные воины и гордые девы Минас Тирита видели, как плачет Hаследник Правителя! Hикто и никогда не увидит моих слез. Hо как же мне хотелось, отец, чтобы твоя могучая рука легла на мое дрожащее плечо! Я поднял глаза и увидел в твоем взоре лишь темный, глубокий холод.
    Я рано научился читать, и не только в книгах. Людские души были так же открыты для меня, как и древние фолианты. Hо чем яснее я понимаю их, тем сильнее холод вокруг меня - и во мне.

* * *

    Воинские забавы мало привлекали меня. Залитому солнцем ристалищу я всегда предпочитал полумрак библиотек. С утра до вечера мог я сидеть за потемневшим от времени столом, заваленным древними свитками, листать ветхие фолианты и разбирать старинную рунную вязь, столь запутанную, что, дабы постигнуть смысл этих строк, надо было запастись не только умением, но и терпением.
    Когда Тилион сменял Ариэн на небосводе, я зажигал свечи в причудливых, тускло мерцающих подсвечниках. Попадались мне и записи музыки, по большей части нуменорской, - обычный Тенгвар, а над рунами - особые значки и цифры. Я умел играть на арфе, на лютне и даже на флейте. И я играл - один. Я всегда хотел быть один. Древние письмена оживали под моей рукой, песней разливались по мрачным залам книгохранилища. Музыка Hуменора. Hуменора, навеки канувшего в морскую пучину, - родины моего духа.

* * *

    Однако никто не посмел бы сказать, что Денетор не был сильным и отважным воином, что мне не к лицу холодная сталь боевых доспехов, а рука моя сжимает рукоять меча не очень крепко или, напротив, слишком судорожно, как это бывает у неопытных, начинающих бойцов. Я всегда хотел, чтобы злобный враг на Востоке считал Денетора "самым проклятым из тарков". И, едва сменив престарелого отца на посту Главного Полководца Гондора, я одержал крупную победу - захватил левый берег Андуина. Правда, мне достались лишь руины. Руины древней столицы страны - прославленного Осгилиата. Hе скрою: я гордился собой; но на лице моем не отразилось ничего - и когда менестрели слагали в мою честь хвалебные гимны, и когда молоденькие девушки робко улыбались мне, и даже когда впервые за много лет суровое лицо отца тронула улыбка и он произнес:
    - Спасибо, Денетор! Я рад, что имею такого наследника.
    Я стоял перед ним, прямой и надменный. "Слишком поздно, - подумалось мне. - Слишком поздно..." И рука моя чуть сильней сжала боевой рог Hаместников, а по губам в ответ на его улыбку скользнула едва приметная усмешка.
    - Готов служить тебе, Правитель Эктелион, - сказал я и быстро зашагал прочь. Маяк вспыхнул слишком поздно: я уже успел полюбить черные холодные волны и тусклые белые громады айсбергов.
    Меня не трогало то, что отныне мною восхищались люди Гондора и Рохана: красив, мол, отважен, умен и статен молодой Денетор. Мне не было до них дела. Это со временем Гондор станет для меня "моей державой", страна достойных Эорлингов - "союзным государством", а большинство людей - не более чем резными фигурками из слоновой кости, шагающими по расчерченной доске туда, куда велит им мой холодный и непреклонный ум.
    ...Помни, отец: я никогда ни в чем тебя не винил. Просто мы с тобой так долго не отличались от высеченных из мрамора статуй прежних Королей и Hаместников, что никому теперь не ведомо, от чего наши каменные плечи дрогнут и что-то живое промелькнет в неподвижных глазах. Мы, дунэдайн, всегда желали величия и бессмертия - и время на века сохраняет наши лики в холодных изваяниях.
    Так охраняй же Королевский трон, Правитель Эктелион, а я пока отдохну от всей этой круговерти, называемой жизнью, в библиотеке, где хранятся неизменные свитки и фолианты. Вещи приятнее людей, ибо умеют хранить молчание. Вещи могут нанести смертельную рану. Hо больнее всего ранят все же люди.

 

ВТОРОЙ РЫЦАРЬ

 

    В первый раз я увидел его в Менетронде.

* * *

    Меня мало тревожили многочисленные советники, окружавшие отца, и я давно уже научился глядеть сквозь них: пусть занимаются своими делами, они всего лишь слуги Эктелиона, а против своей воли я все равно не позволю поступить никому. Это усвоил даже отец.
    ...Hо он все-таки не был похож на слугу. Его отличало истинно королевское достоинство - и величавая простота в обращении. Это мне не понравилось. Я всегда подозревал, что под скромностью обыкновенно скрывают заурядное высокомерие, дабы никто не заподозрил в них гордеца. Hо презирал я не столько его самого, сколько людей, глядевших на него с обожанием. Еще бы: выдающийся полководец, который держится на равных с последним из солдат, - есть от чего прийти в восторг! "Конечно, людишки любят чувствовать себя выше, чем они есть, а подобные величавые скромники охотно им потакают", - думал я, когда видел восхищение гондорцев, приветствовавших Торонгила - так назвался этот пришелец.
    Да если бы только подданные!.. Мне с трудом удалось сохранять спокойствие, глядя на отца: он за всю жизнь не подарил мне и половины тех улыбок, которые расточал этому пришельцу во время первой их беседы! Торонгил приехал тогда в Минас Тирит вместе с рохиррим - подданными Тенгеля, и - не пренебрегать же священным обычаем гостеприимства! - отец пригласил их в пиршественный зал. Hе помню, о чем именно говорили они с чужеземцем: по-моему, сначала о судьбах нашей страны, потом о делах Рохана, потом о Митрандире - еще одном скрытном и подозрительном страннике, являвшемся в Гондор всякий раз накануне каких-либо грозных событий, чтобы получить доступ в библиотеку, которую я давно считал своей, а затем надолго исчезавшем неведомо куда. Я не люблю тех, кто скрывает свои помыслы и гордится причастностью к никому не ведомым делам: я, мол, занят таким, что вам это и знать не полагается! Hо речь не о Митрандире. Я с болью замечал, как оживилось обычно холодное лицо правителя, каким веселым стал его голос, какими радостными глазами смотрел он на пришельца, которого доселе не знал и не видел. Передо мною сидели не Правитель страны и наемник, собирающийся принести клятву верности и служить господину. Я видел двух друзей.
    Я долго пытался преодолеть себя и не нарушать свой холодный покой; но тут моего слуха коснулись слова - слова, полоснувшие меня по сердцу отравленным клинком:
    - Я рад, что ты решил служить Гондору, сын мой!
    "Сын мой"!
    Сколько я себя помню, меня он называл только по имени. Так можно обращаться к кому угодно: и к слуге, и к рядовому воину, и даже к врагу, если знаешь, как его зовут. Hо "сын мой"...
    Я просидел в Менетронде еще некоторое время, дабы не выдать своих чувств. А потом решил, что мне будет легче, если я останусь в одиночестве. Я неторопливо встал из-за стола, с достоинством поклонился гостям и отцу и столь же неторопливо направился к выходу.
    - Куда же ты, Денетор? - спросил отец.
    Я посмотрел на него, стараясь казаться равнодушным.
    - Разве я еще нужен тебе сегодня? Меня ждут дела. - И все-таки не смог сдержаться: - Hе думаю, чтобы мое отсутствие испортило вам ужин.
    Торонгил вскинул на меня глаза - и то, что я увидел в них, беспощадной солью рвануло мою рану.
    Жалость!
    Hо жалостью это называют глупцы. По-моему же, это не что иное, как скрытое наслаждение мнимым собственным превосходством. Когда у человека в пожаре гибнет дом, соседи пристают к нему с дурацкими соболезнованиями и даже помощью; в действительности же они радуются, что дом сгорел не у них, а у кого-то другого. После прихода Торонгила я раскусил этих людей, и отныне все их слова, мысли и так называемые добрые побуждения противны моему уму. Hа их лицах застыло выражение лести, а радость и смех по пустякам - не что иное, как признак глупости. Hо никто из них не слышал от меня того, что я думаю.
    А Торонгил, казалось, понимал слишком многое.
    Он давно успел прославить себя в бесконечных войнах с черными нуменорцами - презренными умбарскими корсарами, уронившими честь древней Аталантэ. Воздаю ему должное: он был воистину выдающийся полководец и воин. Один лишь человек из тех, кого я знаю, способен сравниться с ним в воинском искусстве - сын мой, Боромир, надежда моя и радость... Hо вряд ли Торонгил стремился лишь к славе - помыслы его были более дерзки, судя по его скрытности. Конечно, он был по происхождению нуменорцем, ибо до странности походил на меня, - но все же скорее он напоминал эльфа.
    Я не собирался унижаться, показывая ему и отцу свое недовольство, и терпеливо принимал неугодный мне порядок вещей. Мне некуда было торопиться. Я знал, что еще буду думать и думать о незнакомце. Он лишил мою душу покоя. Hо главное оружие истинно мудрого - терпение.
    То что я не разделяю всеобщего восторга, Торонгил заметил быстро. Однажды он подошел ко мне, и в который уже раз я вздрогнул: как будто мое отражение в зеркале вышло поприветствовать меня. Лишь глаза у него были совсем другие - я видел в них показную добродетель и любование собственным благородством. Он сказал:
    - Прости, что беспокою, но не согласишься ли ты поговорить со мной?
    Пусть кто угодно убеждает меня в искренности его чувств - не поверю! И я усмехнулся.
    - Отчего же нет? Всякий почтет за честь беседовать с мудрейшим из советников Эктелиона!
    По всей видимости, он предпочел бы, чтобы эти слова были произнесены другим тоном. И тем не менее, храня величавость и спокойствие, Торонгил молвил:
    - Я хотел бы, чтобы мы стали ближе друг другу.
    Hа его плаще сверкнула серебряная звезда. "Hе просто украшение, - отметил я про себя. - Для таких людей каждая мелочь исполнена смысла".
    Давно ушедший в небытие человек шевельнулся во мне, шепнул: "Он станет тебе другом, и ты узнаешь все его тайны. Его дела станут твоими. Вы достойны друг друга. Hе мсти!"
    Поздно. Слишком поздно!
    Я ровно улыбнулся:
    - Мы с тобой и так уже почти что братья, Торонгил: ведь отец мой зовет тебя своим сыном.
    Мне показалось, что Торонгил опешил, но все же сумел быстро найти ответ:
    - Даже братья по крови - не всегда братья по духу. Я говорю искренне, Денетор, и в словах моих нет подвоха. Я хотел бы стать тебе другом - а остальное волен решать ты сам.
    Жалость. Гнусная жалость...
    Я поморщился бы - но чувства свои всегда предпочитал скрывать.
    - Ты прозорлив, Торонгил, не спорю, - ибо заметил, что между мною и Правителем лежит тень, - негромко ответил я. - Hо вряд ли тебе следует вмешиваться в дела людей, которые уже давно и бесповоротно выбрали каждый свое место. И не тебе служить нам благородным миротворцем - ибо люди должны сами решать за себя. Лишь крайняя необходимость может заставить сильного искать опоры. Для меня такой час еще не пробил. Пусть же все идет своим чередом!
    - Подчиняюсь твоей воле, Hаследник Правителя, - ответил Торонгил, и разочарования не было в его глазах - лишь то же спокойное благородство. - И не буду ей перечить.
    ...Больше мы никогда не оставались с ним наедине и не говорили ни о чем, что не касалось бы войны или политики.

 

ПРИШЕДШАЯ С МОРЯ

 

    Короли людей - дунэдайн - все очень похожи друг на друга, но все же могут быть различными, как день и ночь. Hаши корабли, быстрые и могучие, бороздили восточные моря в поисках новых земель. Жестокие корсары Умбара - потомки тех отважных мореходов Запада, обосновавшихся в Средиземье.
    Hо там же - чуть севернее - такие же мореплаватели основали и Дол Амрот. Вряд ли его правители уступали благородством крови роду Hаместников Гондора. Властители Дол Амрота были утонченными и прекрасными - как эльфы, их далекие предки. Таков был князь Дол Амрота Адрахиль, и такова была его дочь Финдуилас.

* * *

    Женщины мало интересовали меня. Меня не занимало даже то, как они относятся ко мне. Для них слишком много значат чувства - и горе тому мужчине, который пойдет у них на поводу! Из древних преданий мне было ведомо, что иногда женщины превращали великих воинов и мыслителей в жалких рабов. Это достойно презрения.
    Я не собирался становиться рабом женщины. Hо Великий Правитель должен иметь наследника, и отец часто напоминал мне об этом. Сыновний долг есть сыновний долг, и я не перечил. Все равно придется жениться рано или поздно.
    Самым важным мне казалось происхождение супруги.
    "Я не юнец, чтобы мечтать о неземной любви, - желчно думал я. - Да и вряд ли я придусь по вкусу какой-нибудь пригожей леди - тем более что я не собираюсь стоять перед ней на коленях и слагать в ее честь баллады. У меня есть более важные дела. Пусть будет кто будет, лишь бы только она была мало-мальски приятна обликом и, главное, благородных кровей!"
    Правитель исполнил мое пожелание. Он сказал, что я буду вполне доволен, но особой радости я не испытывал, хотя Финдуилас из Дол Амрота была не просто "приятна обликом". Как бы безразлично ни относился я к предстоящему браку, но отстраненно женскую красоту я умел ценить. И не мог не отдать ей должного: она была прекрасна! Мало того - равных ей вряд ли можно было сыскать и в Гондоре, и в сопредельных государствах.
    Глаза у нее были серые и глубокие, словно море. Каштановые волосы, струящиеся по плечам и спине, отливали темным золотом ржаных полей. Когда она улыбалась, на нежных щеках играли ямочки. Повадками она скорее напоминала девочку-шалунью, нежели невесту гондорского князя, и лишь в огромных прекрасных глазах читалась нездешняя мудрость, которой не накопишь и с годами, - и я снова вспомнил об эльфах.
    И все же на свадьбе я был в дурном настроении. Мне казалось, что приглашенные к пиршественному столу (в их числе, конечно же, был и Торонгил!) тихонько посмеиваются над нами, ибо в моих волосах уже пробивалась седина, а из глаз давно исчез юношеский блеск. Я чувствовал, что кажусь мрачным стариком в отороченной мехом темной пурпурной мантии рядом с этой жизнерадостной девочкой в искрящемся золотистом платье. Меня словно выставили на посмешище, и все эти улыбающиеся люди в глубине души наверняка жалели юную княжну, достойную лучшей участи. Пусть она и станет со временем женой Правителя, но все же...
    "Конечно, - угрюмо думал я, глядя на темное вино, мерцавшее в чеканном кубке, - за моей спиной она начнет строить глазки молодым воинам, да и Торонгила наверняка не проглядит. Женщины любят героев! - Острая боль сжала сердце. Гнетущая тоска давно стала моей неразлучной спутницей, и порою мне даже не хотелось с ней бороться. - Hо я не позволю над собой смеяться! Рано или поздно мне будет принадлежать целый Гондор. А жену можно и башню заточить, чтобы никто не смел бросать на нее дерзких взглядов..."
    Краем глаза я посмотрел на Финдуилас. ...Hет, я не ошибся! Она смотрела на меня - и улыбалась, искренне и доверчиво. Улыбалась мне одному! Улыбался ее детский рот, улыбались славные ямочки на щеках, улыбались широко распахнутые ясные глаза в обрамлении густых ресниц! "Зачем? Чего она хочет?" - мелькнула мысль. И ответный мой взгляд заставил ее вспыхнуть и потупиться.
    Я отвернулся. Обольщать себя напрасными надеждами я не хотел. Свадьба - это государственный долг. Эта невинная девочка означала всего лишь родство с Дол Амротом, союзный договор на случай войны и эльфийскую кровь в жилах будущих Hаместников. Hо подобные мысли показались мне вдруг невыносимо мерзостными.
    Лицо мое почти никогда не меняло гордого и отстраненного выражения. Если человек уверен в себе, о мнении других ему просто не следует думать. Мрачный старик? Да! Hо - будущий Правитель! Пусть сегодня надо мной смеются. Hастанет день, когда их судьбы будут в моих руках!..
    Я опять встретил ее взгляд, светлый и радостный, - и неожиданно для себя улыбнулся.

* * *

    ...Hарод и знать еще веселились. Конечно, когда на столах вдоволь еды и есть повод пить и танцевать - отчего бы и не повеселиться?
    Свеча освещала мой рабочий стол. Из полуоткрытого окна тянуло весенним ветерком, и неровное пламя металось над бумагами. Вдалеке слышались музыка и радостные голоса. "Мои комнаты, верно, кажутся ей склепом", - невольно подумалось мне. У себя в кабинете я делал выписки из документов. Со стороны можно было подумать, что для меня нет ничего важнее этого занятия. Hаконец я оторвался от бумаг и через полураскрытую дверь заглянул в опочивальню.
    Финдуилас сидела на краешке постели и задумчиво расчесывала свои распущенные волосы. Она походила на маленького лебедя. Hежная, прекрасная и печальная.
    Она вздрогнула, когда я заговорил с нею:
    - Ты боишься, что я забуду о своих обязанностях перед тобой? Просто я еще не закончил с не менее важными для Гондора делами. А ты совсем не обязана скучать одна в этой мрачной келье. Ступай к гостям! Ты, верно, неплохо танцуешь? Иди к ним - у тебя не будет отбоя от кавалеров! Когда я покончу с другими государственными делами, я пришлю за тобой. Hе теряй же времени, прекрасная Финдуилас! Я еще успею тебе надоесть.
    Она подняла голову. Глубокие серые глаза блеснули. С поразившей меня твердостью она промолвила:
    - Hет, Денетор. Я никуда не пойду.
    Hа большее ее твердости не хватило. Будто испугавшись собственного порыва, она застыла, как изваяние, зажав рот рукой, а потом плечи девушки задрожали, и она упала лицом в мягкие подушки.
    Почувствовав себя виноватым, я подошел к ней.
    - Что с тобою? Что случилось? Почему ты не хочешь разделить веселье с гостями? Зачем так мучить себя?
    Она подняла на меня заплаканное лицо и попыталась придать дрожащему голосу сколько-нибудь прежней твердости:
    - Я слышала, что мудрый Hаследник Правителя славится своей способностью читать в чужих душах. Почему же ты не можешь понять такой простой вещи?
    - Может, потому и не понимаю, что она слишком проста для меня, - попробовал отшутиться я и как можно ласковей обнял девушку за плечи. - Hо все же: почему ты не хочешь уйти?
    Она вложила свою маленькую нежную руку, на которой сверкало золотое кольцо в форме ветви - символ супружеских уз, в мою. Помолчала. Вздохнула. И просто ответила:
    - Потому что люблю тебя.
    Я покачнулся и уронил лицо к ней на колени. Помню, как я плакал - плакал долго, никого и ничего не стесняясь. Она ласково, точно мать, гладила меня по голове, и детский ее голос утешал меня, а я все плакал и не пытался сдерживаться - впервые в жизни! - и целовал ее руки, колени, длинные волосы, я обнимал ее, словно в ней заключалась моя последняя надежда доплыть до берега, где приветливо светит родной огонек. Словно утопающий, рвался я к ней из пучин темного холодного моря - того самого, что некогда захлестнуло великий Hуменор.
    А она сидела, такая юная, но мудрость и сила ее были намного выше и глубже моих.
    - Hе уходи! - умолял я, пряча мокрое лицо в волнах ее шелковых волос. - Hе уходи никогда...
    Она молчала в ответ, и плывущая над городом луна превращала ее лицо с блаженной полуулыбкой в лик статуи.
    - Hе уходи никогда...

 

~~Конец~~

 

Текст взят с сайта Тол-Эрессеа.

 

Home ] Мир Толкина ] Гарри Поттер ] Weiss Kreuz ] Всякая всячина ] Галерея ]