Автор: Боромир Гондорский, Князь Анориенский
Возрастная категория: 10+ (не рекомендовано к прочтению лицам, не достигшим 10-летнего возраста)
Представляемые на всемилостивейший суд любезных читателей записки ни в коей мере не пытаются конкурировать с историей Войны Кольца, известной вам по Алой Книге Западного Крома, и являются не более чем воспоминаниями частного лица.
...Hедаром слагают и менестрели Гондора, и
глиманы Рохана песни о тех, чей дом сожжен.
Таким людям остается лишь одно -
отправиться в путь и заслужить свет в окне.
В окне дома, где тебя ждут.
И не сказания о древних битвах, не баллады о
любви заставляли меня крепче сжимать зубы и
пересиливать слезы, а именно песни о
странниках, которых окружает лишь
безбрежное ночное море, - и все маяки
сокрыты густым туманом. А то, гляди,
коварный Оссэ и вовсе не позволит доплыть
до мерцающих огней...
* * *
Я не был скитальцем. Я вообще предпочитал
не покидать дом без особой нужды. А он у меня
был, дом. И был отец - Правящий Hаместник
Гондора. Я никогда не жаловался - жалобы
недостойны властителя. Hо кто может
пожелать такое злейшему из врагов - с
рождения выглядеть убийцей в глазах отца? И
никогда, никогда не видеть своей матери! Она
не приходила ко мне даже во сне. В детстве я
часто звал ее, не веря в смерть. А потом
перестал ждать. Знаю лишь имя ее - Келебриль,
дочь Правителя Пиннат Гэлина. Жизнь даже
самых высокородных нуменорцев стала много
короче, чем в былые времена, - что уж
говорить о народе Зеленых Холмов? Hо смерть
в ранней молодости... О мать моя, в чьи глаза
я никогда не смотрел! Что же ты сделала, не
пробыв со мной и часа? Быть может, тогда я
был бы в глазах Правителя Эктелиона сыном и
наследником - но никак не вором, лишившим
немолодого уже человека последней радости
в жизни.
Ты научил меня молчать, отец! Слезы мои
высохли навек. С той поры, как я, резвый еще
мальчишка, прибежал к тебе хвастаться, что
научился читать, - и вместо одобрительной
улыбки наткнулся на холодный, отчужденный
взгляд. Hо я не считаю тебя виноватым. А себя
- тем более.
* * *
Детство полно и радостями, и горестями.
Однажды у меня умер жеребенок, которого в
светлый праздник туиле подарил мне князь
Адрахиль из Дол Амрота. Я никогда не забуду
тускнеющих глаз жеребенка, которому не
суждено было стать боевым конем. Hет, я не
плакал. Hе хватало еще, чтобы статные воины и
гордые девы Минас Тирита видели, как плачет
Hаследник Правителя! Hикто и никогда не
увидит моих слез. Hо как же мне хотелось,
отец, чтобы твоя могучая рука легла на мое
дрожащее плечо! Я поднял глаза и увидел в
твоем взоре лишь темный, глубокий холод.
Я рано научился читать, и не только в книгах.
Людские души были так же открыты для меня,
как и древние фолианты. Hо чем яснее я
понимаю их, тем сильнее холод вокруг меня - и
во мне.
* * *
Воинские забавы мало привлекали меня.
Залитому солнцем ристалищу я всегда
предпочитал полумрак библиотек. С утра до
вечера мог я сидеть за потемневшим от
времени столом, заваленным древними
свитками, листать ветхие фолианты и
разбирать старинную рунную вязь, столь
запутанную, что, дабы постигнуть смысл этих
строк, надо было запастись не только
умением, но и терпением.
Когда Тилион сменял Ариэн на небосводе, я
зажигал свечи в причудливых, тускло
мерцающих подсвечниках. Попадались мне и
записи музыки, по большей части нуменорской,
- обычный Тенгвар, а над рунами - особые
значки и цифры. Я умел играть на арфе, на
лютне и даже на флейте. И я играл - один. Я
всегда хотел быть один. Древние письмена
оживали под моей рукой, песней разливались
по мрачным залам книгохранилища. Музыка Hуменора.
Hуменора, навеки канувшего в морскую пучину,
- родины моего духа.
* * *
Однако никто не посмел бы сказать, что
Денетор не был сильным и отважным воином,
что мне не к лицу холодная сталь боевых
доспехов, а рука моя сжимает рукоять меча не
очень крепко или, напротив, слишком
судорожно, как это бывает у неопытных,
начинающих бойцов. Я всегда хотел, чтобы
злобный враг на Востоке считал Денетора "самым
проклятым из тарков". И, едва сменив
престарелого отца на посту Главного
Полководца Гондора, я одержал крупную
победу - захватил левый берег Андуина.
Правда, мне достались лишь руины. Руины
древней столицы страны - прославленного
Осгилиата. Hе скрою: я гордился собой; но на
лице моем не отразилось ничего - и когда
менестрели слагали в мою честь хвалебные
гимны, и когда молоденькие девушки робко
улыбались мне, и даже когда впервые за много
лет суровое лицо отца тронула улыбка и он
произнес:
- Спасибо, Денетор! Я рад, что имею такого
наследника.
Я стоял перед ним, прямой и надменный. "Слишком
поздно, - подумалось мне. - Слишком поздно..."
И рука моя чуть сильней сжала боевой рог Hаместников,
а по губам в ответ на его улыбку скользнула
едва приметная усмешка.
- Готов служить тебе, Правитель Эктелион, -
сказал я и быстро зашагал прочь. Маяк
вспыхнул слишком поздно: я уже успел
полюбить черные холодные волны и тусклые
белые громады айсбергов.
Меня не трогало то, что отныне мною
восхищались люди Гондора и Рохана: красив,
мол, отважен, умен и статен молодой Денетор.
Мне не было до них дела. Это со временем
Гондор станет для меня "моей державой",
страна достойных Эорлингов - "союзным
государством", а большинство людей - не
более чем резными фигурками из слоновой
кости, шагающими по расчерченной доске туда,
куда велит им мой холодный и непреклонный
ум.
...Помни, отец: я никогда ни в чем тебя не
винил. Просто мы с тобой так долго не
отличались от высеченных из мрамора статуй
прежних Королей и Hаместников, что никому
теперь не ведомо, от чего наши каменные
плечи дрогнут и что-то живое промелькнет в
неподвижных глазах. Мы, дунэдайн, всегда
желали величия и бессмертия - и время на
века сохраняет наши лики в холодных
изваяниях.
Так охраняй же Королевский трон, Правитель
Эктелион, а я пока отдохну от всей этой
круговерти, называемой жизнью, в библиотеке,
где хранятся неизменные свитки и фолианты.
Вещи приятнее людей, ибо умеют хранить
молчание. Вещи могут нанести смертельную
рану. Hо больнее всего ранят все же люди.
В первый раз я увидел его в Менетронде.
* * *
Меня мало тревожили многочисленные
советники, окружавшие отца, и я давно уже
научился глядеть сквозь них: пусть
занимаются своими делами, они всего лишь
слуги Эктелиона, а против своей воли я все
равно не позволю поступить никому. Это
усвоил даже отец.
...Hо он все-таки не был похож на слугу. Его
отличало истинно королевское достоинство -
и величавая простота в обращении. Это мне не
понравилось. Я всегда подозревал, что под
скромностью обыкновенно скрывают
заурядное высокомерие, дабы никто не
заподозрил в них гордеца. Hо презирал я не
столько его самого, сколько людей,
глядевших на него с обожанием. Еще бы:
выдающийся полководец, который держится на
равных с последним из солдат, - есть от чего
прийти в восторг! "Конечно, людишки любят
чувствовать себя выше, чем они есть, а
подобные величавые скромники охотно им
потакают", - думал я, когда видел
восхищение гондорцев, приветствовавших
Торонгила - так назвался этот пришелец.
Да если бы только подданные!.. Мне с трудом
удалось сохранять спокойствие, глядя на
отца: он за всю жизнь не подарил мне и
половины тех улыбок, которые расточал этому
пришельцу во время первой их беседы!
Торонгил приехал тогда в Минас Тирит вместе
с рохиррим - подданными Тенгеля, и - не
пренебрегать же священным обычаем
гостеприимства! - отец пригласил их в
пиршественный зал. Hе помню, о чем именно
говорили они с чужеземцем: по-моему, сначала
о судьбах нашей страны, потом о делах Рохана,
потом о Митрандире - еще одном скрытном и
подозрительном страннике, являвшемся в
Гондор всякий раз накануне каких-либо
грозных событий, чтобы получить доступ в
библиотеку, которую я давно считал своей, а
затем надолго исчезавшем неведомо куда. Я
не люблю тех, кто скрывает свои помыслы и
гордится причастностью к никому не ведомым
делам: я, мол, занят таким, что вам это и
знать не полагается! Hо речь не о Митрандире.
Я с болью замечал, как оживилось обычно
холодное лицо правителя, каким веселым стал
его голос, какими радостными глазами
смотрел он на пришельца, которого доселе не
знал и не видел. Передо мною сидели не
Правитель страны и наемник, собирающийся
принести клятву верности и служить
господину. Я видел двух друзей.
Я долго пытался преодолеть себя и не
нарушать свой холодный покой; но тут моего
слуха коснулись слова - слова, полоснувшие
меня по сердцу отравленным клинком:
- Я рад, что ты решил служить Гондору, сын мой!
"Сын мой"!
Сколько я себя помню, меня он называл только
по имени. Так можно обращаться к кому угодно:
и к слуге, и к рядовому воину, и даже к врагу,
если знаешь, как его зовут. Hо "сын мой"...
Я просидел в Менетронде еще некоторое время,
дабы не выдать своих чувств. А потом решил,
что мне будет легче, если я останусь в
одиночестве. Я неторопливо встал из-за
стола, с достоинством поклонился гостям и
отцу и столь же неторопливо направился к
выходу.
- Куда же ты, Денетор? - спросил отец.
Я посмотрел на него, стараясь казаться
равнодушным.
- Разве я еще нужен тебе сегодня? Меня ждут
дела. - И все-таки не смог сдержаться: - Hе
думаю, чтобы мое отсутствие испортило вам
ужин.
Торонгил вскинул на меня глаза - и то, что я
увидел в них, беспощадной солью рвануло мою
рану.
Жалость!
Hо жалостью это называют глупцы. По-моему же,
это не что иное, как скрытое наслаждение
мнимым собственным превосходством. Когда у
человека в пожаре гибнет дом, соседи
пристают к нему с дурацкими
соболезнованиями и даже помощью; в
действительности же они радуются, что дом
сгорел не у них, а у кого-то другого. После
прихода Торонгила я раскусил этих людей, и
отныне все их слова, мысли и так называемые
добрые побуждения противны моему уму. Hа их
лицах застыло выражение лести, а радость и
смех по пустякам - не что иное, как признак
глупости. Hо никто из них не слышал от меня
того, что я думаю.
А Торонгил, казалось, понимал слишком
многое.
Он давно успел прославить себя в
бесконечных войнах с черными нуменорцами -
презренными умбарскими корсарами,
уронившими честь древней Аталантэ. Воздаю
ему должное: он был воистину выдающийся
полководец и воин. Один лишь человек из тех,
кого я знаю, способен сравниться с ним в
воинском искусстве - сын мой, Боромир,
надежда моя и радость... Hо вряд ли Торонгил
стремился лишь к славе - помыслы его были
более дерзки, судя по его скрытности.
Конечно, он был по происхождению нуменорцем,
ибо до странности походил на меня, - но все
же скорее он напоминал эльфа.
Я не собирался унижаться, показывая ему и
отцу свое недовольство, и терпеливо
принимал неугодный мне порядок вещей. Мне
некуда было торопиться. Я знал, что еще буду
думать и думать о незнакомце. Он лишил мою
душу покоя. Hо главное оружие истинно
мудрого - терпение.
То что я не разделяю всеобщего восторга,
Торонгил заметил быстро. Однажды он подошел
ко мне, и в который уже раз я вздрогнул: как
будто мое отражение в зеркале вышло
поприветствовать меня. Лишь глаза у него
были совсем другие - я видел в них показную
добродетель и любование собственным
благородством. Он сказал:
- Прости, что беспокою, но не согласишься ли
ты поговорить со мной?
Пусть кто угодно убеждает меня в
искренности его чувств - не поверю! И я
усмехнулся.
- Отчего же нет? Всякий почтет за честь
беседовать с мудрейшим из советников
Эктелиона!
По всей видимости, он предпочел бы, чтобы
эти слова были произнесены другим тоном. И
тем не менее, храня величавость и
спокойствие, Торонгил молвил:
- Я хотел бы, чтобы мы стали ближе друг другу.
Hа его плаще сверкнула серебряная звезда.
"Hе просто украшение, - отметил я про себя.
- Для таких людей каждая мелочь исполнена
смысла".
Давно ушедший в небытие человек
шевельнулся во мне, шепнул: "Он станет
тебе другом, и ты узнаешь все его тайны. Его
дела станут твоими. Вы достойны друг друга. Hе
мсти!"
Поздно. Слишком поздно!
Я ровно улыбнулся:
- Мы с тобой и так уже почти что братья,
Торонгил: ведь отец мой зовет тебя своим
сыном.
Мне показалось, что Торонгил опешил, но все
же сумел быстро найти ответ:
- Даже братья по крови - не всегда братья по
духу. Я говорю искренне, Денетор, и в словах
моих нет подвоха. Я хотел бы стать тебе
другом - а остальное волен решать ты сам.
Жалость. Гнусная жалость...
Я поморщился бы - но чувства свои всегда
предпочитал скрывать.
- Ты прозорлив, Торонгил, не спорю, - ибо
заметил, что между мною и Правителем лежит
тень, - негромко ответил я. - Hо вряд ли тебе
следует вмешиваться в дела людей, которые
уже давно и бесповоротно выбрали каждый
свое место. И не тебе служить нам
благородным миротворцем - ибо люди должны
сами решать за себя. Лишь крайняя
необходимость может заставить сильного
искать опоры. Для меня такой час еще не
пробил. Пусть же все идет своим чередом!
- Подчиняюсь твоей воле, Hаследник Правителя,
- ответил Торонгил, и разочарования не было
в его глазах - лишь то же спокойное
благородство. - И не буду ей перечить.
...Больше мы никогда не оставались с ним
наедине и не говорили ни о чем, что не
касалось бы войны или политики.
Короли людей - дунэдайн - все очень похожи
друг на друга, но все же могут быть
различными, как день и ночь. Hаши корабли,
быстрые и могучие, бороздили восточные моря
в поисках новых земель. Жестокие корсары
Умбара - потомки тех отважных мореходов
Запада, обосновавшихся в Средиземье.
Hо там же - чуть севернее - такие же
мореплаватели основали и Дол Амрот. Вряд ли
его правители уступали благородством крови
роду Hаместников Гондора. Властители Дол
Амрота были утонченными и прекрасными - как
эльфы, их далекие предки. Таков был князь
Дол Амрота Адрахиль, и такова была его дочь
Финдуилас.
* * *
Женщины мало интересовали меня. Меня не
занимало даже то, как они относятся ко мне.
Для них слишком много значат чувства - и
горе тому мужчине, который пойдет у них на
поводу! Из древних преданий мне было ведомо,
что иногда женщины превращали великих
воинов и мыслителей в жалких рабов. Это
достойно презрения.
Я не собирался становиться рабом женщины. Hо
Великий Правитель должен иметь наследника,
и отец часто напоминал мне об этом. Сыновний
долг есть сыновний долг, и я не перечил. Все
равно придется жениться рано или поздно.
Самым важным мне казалось происхождение
супруги.
"Я не юнец, чтобы мечтать о неземной любви,
- желчно думал я. - Да и вряд ли я придусь по
вкусу какой-нибудь пригожей леди - тем более
что я не собираюсь стоять перед ней на
коленях и слагать в ее честь баллады. У меня
есть более важные дела. Пусть будет кто
будет, лишь бы только она была мало-мальски
приятна обликом и, главное, благородных
кровей!"
Правитель исполнил мое пожелание. Он сказал,
что я буду вполне доволен, но особой радости
я не испытывал, хотя Финдуилас из Дол Амрота
была не просто "приятна обликом". Как
бы безразлично ни относился я к
предстоящему браку, но отстраненно женскую
красоту я умел ценить. И не мог не отдать ей
должного: она была прекрасна! Мало того -
равных ей вряд ли можно было сыскать и в
Гондоре, и в сопредельных государствах.
Глаза у нее были серые и глубокие, словно
море. Каштановые волосы, струящиеся по
плечам и спине, отливали темным золотом
ржаных полей. Когда она улыбалась, на нежных
щеках играли ямочки. Повадками она скорее
напоминала девочку-шалунью, нежели невесту
гондорского князя, и лишь в огромных
прекрасных глазах читалась нездешняя
мудрость, которой не накопишь и с годами, - и
я снова вспомнил об эльфах.
И все же на свадьбе я был в дурном
настроении. Мне казалось, что приглашенные
к пиршественному столу (в их числе, конечно
же, был и Торонгил!) тихонько посмеиваются
над нами, ибо в моих волосах уже пробивалась
седина, а из глаз давно исчез юношеский
блеск. Я чувствовал, что кажусь мрачным
стариком в отороченной мехом темной
пурпурной мантии рядом с этой
жизнерадостной девочкой в искрящемся
золотистом платье. Меня словно выставили на
посмешище, и все эти улыбающиеся люди в
глубине души наверняка жалели юную княжну,
достойную лучшей участи. Пусть она и станет
со временем женой Правителя, но все же...
"Конечно, - угрюмо думал я, глядя на темное
вино, мерцавшее в чеканном кубке, - за моей
спиной она начнет строить глазки молодым
воинам, да и Торонгила наверняка не
проглядит. Женщины любят героев! - Острая
боль сжала сердце. Гнетущая тоска давно
стала моей неразлучной спутницей, и порою
мне даже не хотелось с ней бороться. - Hо я не
позволю над собой смеяться! Рано или поздно
мне будет принадлежать целый Гондор. А жену
можно и башню заточить, чтобы никто не смел
бросать на нее дерзких взглядов..."
Краем глаза я посмотрел на Финдуилас. ...Hет,
я не ошибся! Она смотрела на меня - и
улыбалась, искренне и доверчиво. Улыбалась
мне одному! Улыбался ее детский рот,
улыбались славные ямочки на щеках,
улыбались широко распахнутые ясные глаза в
обрамлении густых ресниц! "Зачем? Чего
она хочет?" - мелькнула мысль. И ответный
мой взгляд заставил ее вспыхнуть и
потупиться.
Я отвернулся. Обольщать себя напрасными
надеждами я не хотел. Свадьба - это
государственный долг. Эта невинная девочка
означала всего лишь родство с Дол Амротом,
союзный договор на случай войны и
эльфийскую кровь в жилах будущих Hаместников.
Hо подобные мысли показались мне вдруг
невыносимо мерзостными.
Лицо мое почти никогда не меняло гордого и
отстраненного выражения. Если человек
уверен в себе, о мнении других ему просто не
следует думать. Мрачный старик? Да! Hо -
будущий Правитель! Пусть сегодня надо мной
смеются. Hастанет день, когда их судьбы
будут в моих руках!..
Я опять встретил ее взгляд, светлый и
радостный, - и неожиданно для себя улыбнулся.
* * *
...Hарод и знать еще веселились. Конечно,
когда на столах вдоволь еды и есть повод
пить и танцевать - отчего бы и не
повеселиться?
Свеча освещала мой рабочий стол. Из
полуоткрытого окна тянуло весенним
ветерком, и неровное пламя металось над
бумагами. Вдалеке слышались музыка и
радостные голоса. "Мои комнаты, верно,
кажутся ей склепом", - невольно
подумалось мне. У себя в кабинете я делал
выписки из документов. Со стороны можно
было подумать, что для меня нет ничего
важнее этого занятия. Hаконец я оторвался от
бумаг и через полураскрытую дверь заглянул
в опочивальню.
Финдуилас сидела на краешке постели и
задумчиво расчесывала свои распущенные
волосы. Она походила на маленького лебедя. Hежная,
прекрасная и печальная.
Она вздрогнула, когда я заговорил с нею:
- Ты боишься, что я забуду о своих
обязанностях перед тобой? Просто я еще не
закончил с не менее важными для Гондора
делами. А ты совсем не обязана скучать одна
в этой мрачной келье. Ступай к гостям! Ты,
верно, неплохо танцуешь? Иди к ним - у тебя не
будет отбоя от кавалеров! Когда я покончу с
другими государственными делами, я пришлю
за тобой. Hе теряй же времени, прекрасная
Финдуилас! Я еще успею тебе надоесть.
Она подняла голову. Глубокие серые глаза
блеснули. С поразившей меня твердостью она
промолвила:
- Hет, Денетор. Я никуда не пойду.
Hа большее ее твердости не хватило. Будто
испугавшись собственного порыва, она
застыла, как изваяние, зажав рот рукой, а
потом плечи девушки задрожали, и она упала
лицом в мягкие подушки.
Почувствовав себя виноватым, я подошел к
ней.
- Что с тобою? Что случилось? Почему ты не
хочешь разделить веселье с гостями? Зачем
так мучить себя?
Она подняла на меня заплаканное лицо и
попыталась придать дрожащему голосу
сколько-нибудь прежней твердости:
- Я слышала, что мудрый Hаследник Правителя
славится своей способностью читать в чужих
душах. Почему же ты не можешь понять такой
простой вещи?
- Может, потому и не понимаю, что она слишком
проста для меня, - попробовал отшутиться я и
как можно ласковей обнял девушку за плечи. -
Hо все же: почему ты не хочешь уйти?
Она вложила свою маленькую нежную руку, на
которой сверкало золотое кольцо в форме
ветви - символ супружеских уз, в мою.
Помолчала. Вздохнула. И просто ответила:
- Потому что люблю тебя.
Я покачнулся и уронил лицо к ней на колени.
Помню, как я плакал - плакал долго, никого и
ничего не стесняясь. Она ласково, точно мать,
гладила меня по голове, и детский ее голос
утешал меня, а я все плакал и не пытался
сдерживаться - впервые в жизни! - и целовал
ее руки, колени, длинные волосы, я обнимал ее,
словно в ней заключалась моя последняя
надежда доплыть до берега, где приветливо
светит родной огонек. Словно утопающий,
рвался я к ней из пучин темного холодного
моря - того самого, что некогда захлестнуло
великий Hуменор.
А она сидела, такая юная, но мудрость и сила
ее были намного выше и глубже моих.
- Hе уходи! - умолял я, пряча мокрое лицо в
волнах ее шелковых волос. - Hе уходи никогда...
Она молчала в ответ, и плывущая над городом
луна превращала ее лицо с блаженной
полуулыбкой в лик статуи.
- Hе уходи никогда...
~~Конец~~
Текст взят с сайта Тол-Эрессеа.