У многих прибывших на станцию возникали вопросы, но нечасто их задавали с такой яростью в голосе. Оказаться в послежизни и первым делом наткнуться на старшую сестру, которая попала сюда раньше тебя – для Андромеды это оказалось сильнейшим потрясением.
* * *
– Давным-давно жили на свете три сестры.
– А они были красивыми, мамочка?
– Да, дорогая моя. Две были прекрасны, как ночь, а одна – прекрасна, как день.
* * *
– Что она здесь делает?
У многих прибывших на станцию возникали вопросы, но нечасто их задавали с такой яростью в голосе. Оказаться в послежизни и первым делом наткнуться на старшую сестру, которая попала сюда раньше тебя – для Андромеды это оказалось сильнейшим потрясением. Она держалась, она старалась быть сильной, потому что этого требовал от нее жестокий мир. Она оплакивала мужа и дочь и растила внука. Рыдала и вытирала слезы и жила дальше, потому что альтернатива жизни была всего лишь одна – смерть, а ей нельзя было сдаваться ради людей, которые в ней нуждались.
Но – если в мире есть хоть какая-то справедливость – неужели хотя бы здесь она не заслужила лучшей участи? В достойной загробной жизни не может быть места для ее сестры – женщины, присоединившейся к Упивающимся Смертью, женщины, которая убила ее двоюродного брата Сириуса, которая убила ее дочь Нимфадору… И ведь этот список можно продолжать…
Но Проводник едва удостоил ее взгляда:
– ЖДЕТ.
– Чего она тут ждет?
Теперь он смотрел с жалостью, как на недостаточно сообразительного ребенка. Показав на одно из огромных расписаний, установленных вдоль платформы, странный Проводник пояснил:
– ПОЕЗДА.
– Поезда? – Андромеда ошарашенно уставилась на него. – Вы хотите сказать, что она поедет на поезде, как и все остальные? Она… да вы знаете, что это за женщина? Она из Упивающихся Смертью! Она убийца! Вы не можете посадить ее на поезд вместе с людьми, которые за всю свою жизнь не сделали ничего плохого!
Это показалось ей настолько неправильным и несправедливым, что смолчать было просто невозможно.
– ПОСАДИТЬ НА ПОЕЗД? ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН ЕЕ КУДА-ТО САЖАТЬ? – проводника явно удивила такая постановка вопроса. – ХОТЯ Я БЫЛ БЫ ДОВОЛЕН, ЕСЛИ БЫ ОНА НАКОНЕЦ УЕХАЛА. ПЛАТФОРМА ВЫГЛЯДИТ НЕАККУРАТНОЙ, КОГДА НА НЕЙ ТОЛПЯТСЯ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ЧЕГО-ТО ЖДУТ.
– Но я всегда считала, что должно быть что-то вроде суда, – запротестовала Андромеда. – Чтобы не позволить плохим людям садиться в поезд вместе с хорошими. И чтобы убедиться, что уезжают те, кто заслужил покой в загробной жизни.
– УВЕРЕН, ВЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ ЗНАЕТЕ, ЧЕГО ЗАСЛУЖИЛИ, А ЧЕГО НЕТ. ЭТО ЖЕ БЫЛА ВАША ЖИЗНЬ. – Проводник пожал плечами и повернулся, намереваясь вернуться к началу платформы. – ИЗВИНИТЕ, Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ ОБЪЯВЛЕНИЕ. СКОРО ПРИБУДЕТ ПОЕЗД
* * *
Естественно, Андромеда не могла ехать, зная, что здесь Беллатрикс. Слишком велик был риск, что ее сестра как-нибудь ухитрится пробраться в поезд, и пострадают невинные люди. Андромеда сомневалась, что смерть изменила сестру. Она понятия не имела, может ли Пыточное проклятие причинить боль умершему человеку, но очень не хотела, чтобы кто-нибудь узнал ответ, прочувствовав его на собственной шкуре.
Поэтому она ждала и наблюдала. Она снова и снова смотрела на поезда прибывающие и поезда уходящие. Но когда Проводник давал свисток и очередной состав медленно трогался, Беллатрикс опять оставалась на платформе.
Однако Андромеда продолжала внимательно наблюдать и сразу же заметила, когда на платформе осталось еще кое-что. Серое, в плаще с капюшоном, зависшее невысоко в воздухе. Она закричала и бросилась к сестре. Что бы там ни было – и даже несмотря на то, что Беллатрикс, несомненно, снова взялась бы за свое, появись у нее шанс – такой участи не заслужил никто.
– Не пугайтесь, дорогая, – кто-то схватил ее за руку и мягко, но уверенно удержал на месте. – Здесь они не могут причинить никому вреда.
– Но это же дементор, – Андромеда не сводила глаз с существа, которое медленно скользило, удаляясь от нее.
– Да, лишенный любви, – согласилась пожилая женщина. – Я так не люблю, когда они здесь появляются! Это слишком печально.
– Лишенный любви? – Андромеда в полном замешательстве смотрела на собеседницу. – Извините, вы это о дементоре?
Женщина кивнула, все еще следя взглядом за серой фигурой, маячившей уже у самого края платформы.
– Я всегда думаю о том, какой это позор, какое расточительство. Люди, которые делают с собой такое, бедняжки…
– Но это же был дементор? Они… они высасывают души. – Андромеда слышала, как об этих темных созданиях говорят со страхом, со злобой, даже с мрачным триумфом (ведь некоторым не осталось в жизни ничего, кроме ожидания справедливого возмездия для тех, кто причинил им боль). Но никто и никогда не упоминал о них с состраданием в голосе.
– Да, дорогая. Может быть, вы захотите узнать, откуда у них такой голод, – продолжила женщина, но потом вдруг повернулась к Андромеде: – Ох, простите, это так невежливо с моей стороны. Меня зовут Ровена. А вас, дорогая?
– Андромеда, – она машинально подала руку, озадаченная словами новой знакомой. Когда речь заходит о Дементорах, о потребностях этих тварей обычно не думаешь.
– А они голодны?
– Ох, дорогая моя, – вместо того, чтобы пожать руку Андромеды, Ровена сжала ее в своих теплых ладонях. – Конечно же. Бедняжки очень голодны, они буквально умирают от голода.
– Но кто они такие? – вырвалось у Андромеды. Больше никто, казалось, не обратил внимания на дементора, проплывшего над станцией и теперь уже окончательно скрывшегося из виду.
– Вот это правильный вопрос, – одобрительно кивнула Ровена, и у Андромеды сложилось впечатление, что она, сама того не зная, прошла какой-то тест. – Это потерянные души. Люди, у которых не осталось ни единого счастливого воспоминания – ничего, что помогло бы им выбрать пункт назначения, никого, кто захотел бы помочь им сесть на поезд. Все, что они чувствуют – это пустота, оставшаяся на месте иссохшей души. И они постоянно голодны, голодны до счастья и любви, которых при жизни не имели.
Это было странно, но не противоречило тому, что она знала:
– Так вот почему они высасывают счастливые воспоминания.
– Только вот воспоминания других людей не способны насытить их. Представьте себе голодного ребенка, который стоит под окном ресторана или пекарни, жадно вдыхая аппетитные ароматы. Но запах еды не поможет утолить голод, хотя тот, кто отчаянно хочет есть, не найдет в себе сил уйти. А для этих несчастных голод стал сутью существования.
– Правда, иногда одному из них улыбается удача и шеф-повар решает пожертвовать ему миску тушеного мяса с картошкой, – неожиданно продолжил из-за спины мужской голос – знакомый, но так давно не слышанный, что Андромеда вздрогнула.
– Дамблдор!
Ровена, похоже, была не так уж рада его видеть.
– Что ты здесь делаешь, старый дурак? Разве ты не сел на последний поезд? – сердито поинтересовалась она, подбоченясь и глядя прямо на бывшего директора Хогвартса.
– Ох, ну ты же знаешь, как это бывает. Трудно устоять против искушения вернуться во времени, чтобы поделиться удачной метафорой, – жизнерадостно откликнулся Дамблдор. – Ты ведь рассказывала ей о дементорах?
– Тебе надо бы поспешить и сесть на подходящий поезд, – раздраженно заявила Ровена. – Сколько раз уже Проводник говорил, что нет ничего хорошего в том, чтобы болтаться здесь в надежде лишний раз вмешаться в чужие дела. Раз уж оказался здесь, поздно этим заниматься.
– И все же я не хочу спешить. Порой случается, что само путешествие гораздо интереснее конечного пункта, – Дамблдор мило улыбнулся. – Так вы собирались рассказать ей о поцелуе дементора. Или, если вам так больше нравится, могу рассказать я. Не хочу, чтобы зря пропадала прекрасная аналогия с тушеным мясом.
– Извините, дорогая, – Ровена повернулась к Адромеде. – Время от времени Альбусу начинает казаться, что никто на этой станции не способен ответить на простой вопрос без его помощи. Я слышала, что при жизни он вел себя точно так же.
За ее спиной Дамблдор заговорщицки подмигнул Андромеде и уселся на скамью. Озорной блеск в его глазах больше подошел бы расхулиганившемуся школьнику. Андромеда еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
– Как я уже говорила, – продолжила Ровена слегка раздраженным тоном, – они не могут насытиться воспоминаниями, хотя постоянно пытаются. Утолить голод дементора способен только поцелуй, который – да, Альбус, ты прав – можно сравнить с большой миской тушеного мяса, доставшейся тому, кто недоедал всю свою жизнь.
– С морковкой, – вставил Дамблдор. – И с маленькой веточкой петрушки для украшения.
– А ты слышал, Альбус, что чересчур увлекаться метафорами – признак дурного вкуса? – поинтересовалась Ровена, приглаживая волосы.
– Так значит, ты не хочешь послушать о клецках и душистых травах? – Дамблдор лукаво улыбнулся.
– Нет, Альбус. Категорически не желаю, – отрезала Ровена. Похоже, подобные пикировки вошли у них в привычку.
– Так что же с ними случается? – перебила Андромеда, пока разговор окончательно не сошел с рельсов. – Когда они насытятся?
– Это не идет бедняжкам на пользу, – голос Ровены стал мягче. – Вы, должно быть, подумали, что они могут вернуться на станцию – ведь теперь у них есть билет, пусть и чужой. Не исключено, что они пытаются, но безуспешно. Эти несчастные просто не способны вынести такое – целая жизнь счастья, которого у них не было. И они… – Ровена пошевелила пальцами, пытаясь подобрать слово, – … они исчезают.
– Как это? – Андромеда тряхнула головой. – Нельзя ведь исчезнуть бесследно.
Ровена печально улыбнулась:
– Увы, дорогая, именно это с ними и происходит. Пропадают, и ничего не остается. А куда отправляются исчезнувшие объекты?
– В небытие, – встрял Дамблдор, прежде чем Ровена успела ответить. – Они везде и в то же время – нигде, – и он раскинул руки, будто пытаясь обнять весь мир.
– Понимаю, – Андромеда посмотрела на сестру, изучающую расписание, и у нее вдруг сдавило горло. – Знаете, у Беллы есть счастливые воспоминания, – чуть слышно произнесла она. – Благодаря нам.
– Ну что ж, – Ровена украдкой взглянула на Дамблдора, но Андромеда успела это заметить. – Тогда все будет хорошо.
– Она не станет одним из этих ужасных созданий, правда ведь? – из-за кома в горле говорить получалось с трудом. – Раз ей есть, что вспомнить? – Девятнадцать счастливых лет в родительском доме. И даже если с тех пор как… как все пошло неправильно…
– Да-да, конечно, это должно помочь, – согласилась Ровена, но уверенности в ее голосе не было.
– И потом… знаете, может это и к лучшему, если она… если случится что-то такое, после чего ее просто не станет. – Андромеда едва сдерживала рыдания, каждое слово давалось с трудом и, казалось, царапало горло. – Она совершила много плохого. Ужасного. Она убивала.
Дамблдор открыл рот, но Ровена остановила его сердитым взглядом:
– Помолчи, – приказала она. – Сейчас не время для твоей вечной назойливости. Сейчас она должна решить сама. – Ровена подхватила Андромеду под локоть и подвела к скамье. – Сядьте, дорогая.
Андромеда села и уставилась себе под ноги.
– Иногда мне хотелось обвинить во всем годы, которые она провела в Азкабане. Но ведь Белла и до Азкабана чего только не успела натворить. Она пытала людей. Она … Понять не могу, как такое получается. Девочка, которая прижималась ко мне, устраиваясь поудобнее, чтобы слушать мамину сказку… Как может из обычного ребенка вырасти настоящее чудовище?
На этот раз Ровена даже пытаться не стала ответить на ее вопрос – просто села рядом и начала поглаживать Андромеду по спине.
– И когда я услышала, что она сбежала, я… Сириус был невиновен, но его тоже посадили в тюрьму, и он тоже сбежал. Я подумала – может, мы ошибались? Вдруг ее заставили во всем сознаться под Империусом? А на самом деле она ни в чем не виновата, и… и… – Андромеда не выдержала и разрыдалась. – Но нет, нет. Она совершила все то, в чем ее обвиняли. Она убила Сириуса. Она убила мою дочь.
Боль, ужас, одиночество – как будто все это случилось вчера.
В руку сунули носовой платок, и Андромеда вытерла глаза, машинально отметив, что о ней позаботился Дамблдор – от платка в яркую зеленую с оранжевым клетку сильно пахло лимонными леденцами.
– Так что сами понимаете, – с усилием продолжила она, – что может быть и к лучшему, если она не сможет сесть в поезд. Если она прекратит существование, исчезнет без следа. Таких, как она, нельзя пускать в хорошее место. Она там все испортит.
Дамблдор снова хотел что-то сказать, но Ровена, нахмурившись, заставила его замолчать:
– Вам виднее, дорогая, – согласилась она.
Андромеда шмыгнула носом:
– Так вы не считаете, что я должна ей помочь?
Леди Ровена сжала ее руки между своими теплыми ладонями:
– Это вам решать, – ответила она, серьезно глядя прямо в глаза расстроенной женщине. – Я уверена, что у Альбуса есть мнение по этому поводу, и он был бы рад им поделиться, но на самом деле мы не можем ответить за вас. Вы правы. То, что сделала ваша сестра – ужасно. И больше всего горя она принесла именно вам. Я не собираюсь искать для нее оправданий или убеждать вас, что не случилось ничего страшного. Случилось. Но только вы можете решить, достойна ли она прощения, согласны ли вы ей помочь. За вас этот выбор никто не сделает.
Андромеда поднесла платок к глазам.
– Белла все равно не примет мою помощь, – прошептала она. – Так и не простила меня за Теда. Даже если я подойду, она не станет со мной разговаривать.
– Но это уже будет ее выбор, – объяснила Ровена. – А вот подойти или нет – ваш.
– Не станет. Она не захочет. Если у нее поднялась рука на Сириуса и Нимфадору, семья для нее ничего не значит. Она забыла…
Андромеда вдруг замолчала, как будто прислушиваясь к собственным словам и снова прокручивая их в голове.
– Вас что-то беспокоит, дорогая? – поинтересовалась Ровена.
– Нет, – Андромеда покачала головой. – Только… Мне нужно срочно кое-куда зайти.
Она встала и поспешила к служебному помещению. Ровена и Дамблдор задумчиво смотрели ей вслед.
– Ты знала, что она так решит? – спросил Дамблдор, как только Андромеда отошла на достаточное расстояние. – Если бы она не верила в глубине души, что сестра достойна спасения, она бы здесь не задержалась. Давно бы уже уехала вместе с другими частичками своей души.
– Помолчи, – шикнула на него Ровена. – Останься здесь еще на парочку столетий, и научишься разбираться в самой сути. Главное не то, каков ее выбор, а то, что она выбрала сама.
* * *
Проводник собирался уходить, когда Андромеда подошла к двери и остановилась перед ним, надеясь, что на этот раз у него нет срочных дел.
– Извините. Я ищу кое-что. Оно, скорее всего, попало в «Потери и Находки».
Он внимательно оглядел посетительницу с ног до головы, и Андромеде вдруг очень захотелось уйти, но она сдержалась. Ведь это должно помочь. Обязательно должно.
– ЧТО-ТО ВАШЕ?
– Нет, – она покачала головой. – Это принадлежало моей сестре.
– А-А, – Проводник кивнул и повернулся к двери, которую только что запер. – Я УЖЕ ДУМАЛ, ЧТО СЛИШКОМ ДОЛГО ЗА НИМИ НИКТО НЕ ПРИХОДИТ.
Андромеда вошла, с любопытством оглядываясь по сторонам, и чуть было не наступила в кошачью миску. В комнате было тесно. На спинке стула висел плащ, который показался странно знакомым, хотя Андромеда не смогла вспомнить, где видела такой. На полке шипел и плевался маленький черно-белый телевизор. Но сейчас не время было прислушиваться к словам диктора, потому что Проводник уже выставил на стол большую коробку.
– ВАШЕЙ СЕСТРЕ, ГОВОРИТЕ… – повторил он, и начал выкладывать содержимое коробки на стол. Андромеда наблюдала за ним с изумлением и испугом. Мешочек со стеклянными шариками, старый носок, глазное яблоко – последний предмет сразу же привлек внимание крупного черного ворона, сидевшего на карнизе. Андромеда не сразу его заметила.
Птица нацелилась на добычу, но Проводник отмахнулся от нее и быстро убрал глаз в коробку:
– СКАЗАНО ТЕБЕ: НЕТ. ОН ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ЭТО.
Ворон разочарованно вернулся на окно, а Проводник продолжил поиски и буквально через секунду извлек наружу большую банку.
– АГА, ВОТ МЫ ГДЕ.
Андромеда поспешно протянула руку, как будто боялась, что Проводник передумает:
– Я так и думала, что они здесь! Конечно, их нельзя считать потерей, это только так говорится…
– РАНО ИЛИ ПОЗДНО ВСЕ ПОТЕРЯННОЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ В ЭТОЙ КОРОБКЕ, – невозмутимо подтвердил Проводник. – РАСПИШИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА.
Она послушно поставила подпись там, где ей было указано, стараясь не обращать внимания на то, что пальцы, случайно задевшие ее руку, напоминали скорее холодную кость, чем теплую плоть. Покончив с формальностями, Андромеда вернулась на перрон, крепко прижимая банку к груди.
Беллатрикс так и сидела, сгорбившись, на одной из скамеек, и Андромеда, не давая себе времени на сомнения, пошла к ней.
Белла пыталась смотреть мимо нее, но, убедившись, что этот прием не помогает, выхватила палочку и вскочила на ноги:
– Чего тебе надо? – в ее тоне и в том, как она держала палочку, чувствовалась угроза. – Я жду поезд и не желаю тратить время на разговоры со всяким ничтожеством.
Всего лишь каких-то десять минут назад Андромеде хватило бы этого, чтобы развернуться и уйти, но сейчас она только улыбнулась и начала открывать крышку.
– Я всего лишь хотела вернуть тебе то, что ты давно потеряла. Вот!
Плотно завинченная крышка поддалась не сразу, и в какой-то ужасный миг Андромеда подумала, что сейчас ей придется просить сестру подождать, а потом обращаться за помощью к кому-нибудь из мужчин.
Но тут крышка с негромким хлопком повернулась, и они вырвались наружу, словно стайка пестрых бабочек – сотни, а может даже тысячи счастливых воспоминаний. Пару секунд они кружили в воздухе, трепеща тонкими, как паутинка, крыльями, переливающимися под лучами солнца, а потом опустились на Беллатрикс.
Воспоминания о рождественских елках и о днях рождения, о вечеринках и красивых платьях. О совместных проказах, о шоколаде, утащенном на кухне и съеденном под одеялом, пока домовые эльфы не успели нажаловаться мамочке. О слезах и огорчениях, о жалобах на несправедливые оценки и глупых мальчишек, о детских печалях, которые легче забывались, если поделиться ими с сестрами.
Девятнадцать лет. У них было девятнадцать лет, прежде чем все пошло кувырком. Кем бы ни был – точнее, в кого бы ты ни превратился – нельзя прожить первые девятнадцать лет своей жизни без единого хорошего воспоминания.
Андромеда смотрела, как они возвращаются, смотрела, как холодная ярость во взгляде сестры сменяется потрясением.
– Я не понимала, – объяснила она, заполняя тишину отчаянной надеждой и словами. – Я еще как-то могла понять, как у тебя рука поднималась делать такое с чужими людьми, но со мной! Я не понимала, как ты могла забыть, что я любила тебя. А потом… Потом я вспомнила, что дементоры высасывают счастливые воспоминания. И я подумала – что если ты их потеряла? Тогда нужно найти их и вернуть.
Беллатрикс сидела, откинувшись на спинку неудобной станционной скамьи, и в глазах ее были испуг и изумление. Андромеда помедлила, но все же решилась сесть рядом с сестрой и обнять ее за плечи. Та напряглась, но не отстранилась.
Это была ее сестра. Не идеальная, даже не хорошая, наделавшая много ошибок. И все же – ее сестра, у которой больше никого нет.
Несколько минут они сидели молча. Андромеда не знала, что сказать. Что она попытается простить? Что хочет помочь? Разве то, что случилось, исправишь словами?
Но когда она открыла рот, губы зашевелились будто сами собой, рассказывая сказку, которую когда-то они любили больше всего.
– Давным-давно жили на свете три сестры.
Какой-то миг ей казалось, что Беллатрикс не ответит. Андромеда посмотрела сестре в глаза, пытаясь заглянуть глубже, понять, о чем она думает, горячо надеясь, что слова эти не были ошибкой. Ведь у нее, скорее всего, один-единственный шанс, и если она все испортила…
Но нет. Беллатрикс, едва шевеля губами, прошептала традиционный вопрос. Тот самый, который они всегда задавали, слушая любимую сказку:
– А они были красивыми?
Андромеда облегченно вздохнула и продолжила:
– О, да. Две были прекрасны, как звезды на ночном небе, а третья – прекрасна, как цветок в солнечный день.
Эта сказка всегда заканчивалась хорошо.
[ Прощание ]
[ Билет на поезд ] [ Конечная станция ]